Возможно, это какая-то тщеславная женщина…
Среди придворных дам послышалось хихиканье. Всем было известно о попытке Кирстен Мунк соблазнить маркграфа. И далеко не все были в восторге от фру Кирстен. Друзей у нее было не так уж много — у такой высокомерной и болезненно-чувственной дамы.
Сесилия не знала, что это Суль борется в ней теперь за одного из своих близких. У нее было от Суль куда больше, чем она думала, и Александр, с изумлением смотрящий на свою жену, думал, как непохожа она на себя в этот миг. Она стояла, гордая и упрямая, выпрямив спину и сверкая глазами. Никогда еще он не видел ее такой красивой. Темно-рыжие волосы блестели в падающем из окна свете, кожа напоминала лепесток цветка, краски на лице были изысканными. Время от времени сверкали белизной ее зубы, когда она приподнимала верхнюю губу, словно разъяренная кошка.
«Она похожа на кошку!» — с удивлением подумал он. А ведь именно об этом она говорила ему в свадебную ночь.
Все в зале восхищались ее красотой.
К сожалению, теперь в ней проявились и вульгарные черты Суль. Она со страхом ощущала в себе сильнейшее желание обругать всех непристойными словами, и ей с трудом удавалось сдерживать себя. Прежде всего это касалось Ханса, которого она ненавидела такой смертельной ненавистью, что сама этого не могла понять. А также всех тех, кто наслаждался скандалом и надеялся на падение Александра.
Судья начал с другого конца:
— Вы знаете Ханса Барта?
— Конечно! Он наш хороший друг.
— Вам известно, что этот Ханс Барт ночевал у маркграфа?
— Конечно, известно, ведь я сама у него ночевала! Зал затаил дыхание, взгляд Александра забеспокоился, он не понимал, что у нее на уме.
Судья постучал по столу деревянным молотком и, обратившись к собравшимся, сказал:
— Напоминаю о незапятнанной чести маркграфини, засвидетельствованной накануне!
Он снова посмотрел на Сесилию.
— Может быть, Вы поясните причину ночных посещений его дома?
— Охотно, Ваша честь. Мой муж — заядлый шахматист, и Вы хорошо знаете, что шахматная партия может длиться очень долго. Александр забывает о времени и об окружении, так что мне или Хансу постоянно приходилось напоминать ему, что уже поздно, что пора спать и сидеть так дальше неприлично.
Она интуитивно почувствовала, что Ханс тоже умеет играть в шахматы. Но спросить его об этом она забыла.
— А Вы сами играете в шахматы, маркграфиня? — осторожно спросил помощник судьи.
— Да.
Он повернулся к Александру.
— Это правда?
Маркграф встал.
— У моей жены блестящий, острый ум, Ваша честь. Она более опасный противник, чем Ханс Барт, которого по сравнению с ней можно считать любителем, но не более.
Сесилия осторожно взглянула на Александра, стараясь угадать, мстит ли он этими словами Хансу или лжет. Но Александр спокойно смотрел в глаза судьи. Он явно говорил правду, он не хотел врать в зале суда.
Тем лучше, значит, Ханс умеет играть в шахматы. Сесилия бросила на него выразительный взгляд. По его лицу было видно, что он огорчен тем, что его низвергла с шахматного трона какая-то женщина.
«Ура, ура!» — злорадно думала она.
Судья продолжал:
— Неплохая идея научить свою жену шахматным правилам!
— Она знала их и раньше, Ваша честь. Этому ее научил отец.
Судья просиял:
— А, мой друг Даг Мейден! Да, с его умом никто не сравнится!
«Мы выиграли эту партию!» — с облегчением подумала Сесилия. Александр тоже выглядел удовлетворенным, снова сев на свое место. Шахматный поединок был закончен.
— Маркграфиня Паладин, я буду с Вами несколько фамильярен. |