Всё, что произошло после, выросло из тех мгновений. Это Джек понимал. Одна беда: упомянутый бес не последовал за ним в Малабар или последовал, но угодил в плен к пиратам и теперь (надо думать) в какой-нибудь пыльной восточной стране подстрекает азиатов к опрометчивым выходкам. Так или иначе, бес отсутствовал. А Джек, — который в прежние годы, не задумываясь, прыгнул бы в реку — врос в землю, словно старое баньяновое дерево, ушедшее в неё миллионами корней. Слишком много было аргументов за то, чтобы не прыгать в реку, кишащую крокодилами.
Товарищи смотрели на него с королевской барки. Некоторых из них Джек любил, как никого на свете, исключая Элизу. Однако войны, увечье, рабство и бродяжничество ожесточили его сердце. Он отлично знал: на любой галере в Средиземном море многие невольники заслуживают свободы ничуть не меньше ван Крюйка, Мойше и остальных, однако никогда её не получат. Так стоит ли рисковать жизнью ради этой кучки людей?
В барке были его сыновья. Джимми и Дэнни даже не смотрели на отца, а сидели с деланно скучающими лицами, уверенные, что он, как всегда, их подведёт.
Енох тоже был в барке. Рано или поздно Енох выберется с Малабара. Возможно, через сто лет, но Енох вернётся в Европу и расскажет, как Джек струсил и в итоге прожил остаток дней храмовым наложником-гермафродитом.
Джек словно со стороны увидел, что бежит по берегу.
Мачты уже успели отплыть на заметное расстояние. Путь Джеку преграждали мангровые заросли, образующие на краю деревни что-то вроде естественного волнолома. Однако сквозь них была проложена тропинка, где местные жители по выступающим корням над затхлыми бочажинами пробирались к реке добывать рыбу сетями или острогами. Пробегая через двор тростникового домишки, Джек сгрёб за шею двух кур. Ещё ему на глаза попалась бамбучина. По слухам, такой можно разжать крокодилу пасть, так, что Джек подхватил её тоже и сунул себе под мышку.
Потом — так быстро, как только можно прыгать по скользким корням, сжимая в каждой руке по курице, — он выбрался на берег. Мачты как раз проплывали мимо. Они достигли того места, где река разливалась и становилась мельче. Здесь течением намыло подводную илистую отмель. Джек молился, чтобы мачты на ней застряли. Но, разумеется, этого не произошло — приспешники королевы Коттаккал сделали плот из самых лёгких брёвен.
Мачты были в десяти футах от него и двигались со скоростью неспешно идущего человека. Мутную гладь реки нарушали лишь глаза и ноздри, отстоящие на пугающе большое расстояние от глаз. Джек прикинул, что крокодилов восемь-двенадцать. Они тоже заметили его и теперь медленно приближались.
Всё шло примерно так, как задумала королева. Через несколько минут плот вынесло бы с отмели, а на быстрине Джек бы его не нагнал. Мачты следовало остановить здесь, на мелководье, где как раз и обитали крокодилы.
Джек на пробу бросил им первую курицу. Она не упала и не полетела, но некоторое время шла по воздуху, потом черпнула крылом и затормозилась о воду. Клюв на миг вскинулся, выпустив резкий квохт. Тут из воды появилась верхняя челюсть размером с трактирную скамью. Джек увидел её лишь мельком. Курина пропала, как пламя свечи, когда её окунут в воду.
Подобно французам, крокодилы следовали своей природе, не видя надобности в притворстве или оправданиях, и потому держались с величавым сознанием собственного достоинства, которым Джек отчасти даже восхищался. Он лишь предпочёл бы более теплокровных врагов. Впрочем, если подумать, королева Коттаккал принадлежала к теплокровным и даже — кто бы усомнился! — к млекопитающим; это было так же верно и очевидно, как то, что она ему враг. Выходило, что разница несущественна.
Джек не мог придумать ничего лучше, чем кинуть вторую курицу в другую сторону, чтобы на время отвлечь крокодилов и рвануть к мачтам. Для этого надо было переложить её в правую руку, а бамбучину — в левую. Только сейчас он заметил на конце палки металлический наконечник с загнутым зубцом. |