Мы вместе

Я сегодня, знаешь, пережила очень странное ощущение. Я шла ко второму уроку, мне было читать в шестом Б, это вообще-то не мой класс, я не слишком себе представляла, где Елена с ними остановилась, и вот я шла и пыталась угадать, и тут вдруг возникает странное чувство: что вот только что, буквально несколько шагов назад, я сделала что-то странное и не заметила. Дикое ощущение, потому что я вообще ничего не  д е л а л а,  я просто шла, да? - но мне ясно, что я сейчас что-то такое... И я останавливаюсь и начинаю как бы отматывать назад и вдруг понимаю, что я странно ступила несколько шагов, - не прямо-прямо, а как-то вправо, а потом влево. И я оборачиваюсь и вдруг вижу, что все люди вот на этом месте берут в сторону, а потом обратно, и тут я понимаю, что на асфальте просто лежит мертвый голубь, и мы все его обходим, так вот, понимаешь, большинство из нас обходит не просто бессознательно, а даже не заметив самого голубя, обходит просто потому, что все остальные что-то обходят, и мы подражаем. Я потом, знаешь, весь день думала: мы просто подражали, настолько, что если бы голубя, скажем, унесла у нас из-под ног кошка, то люди бы еще несколько секунд там обходили, просто по инерции.

Пенальти

"Послушайте," - сказал Олег врачу, - "но хоть почему он это делает? Есть же причина какая-то, ну почему?" Врач на все вопросы отвечал мягко и очень внимательно, но Олег чувствовал, что эта мягкая внимательность является отчасти заученной, и не раздражался, понимая, что все родители в их ситуации задают одни и те же вопросы, и от личности спрашивающего ответ совершенно не меняется. - "Мы не знаем," - сказал врач. - "Есть несколько теорий, несколько версий, но все они одинаково схоластические, их даже не имеет смысла пересказывать. Пожалуйста, Олег Александрович, я понимаю, как Вам трудно, но попробуйте научиться делать две вещи: жить с настоящим и надеяться на будущее. Мы оба понимаем, что Вашей жене сейчас еще труднее, чем Вам, и я искренне Вам сочувствую, поскольку на Вас ложится как бы двойной груз. Но на самом деле сейчас надо думать только об Алике, только об интересах Алика." - "Да," - сказал Олег, - "это понятно." - "Мы с вами знали," - сказал врач, - "что такое развитие событий возможно, но надо еще и помнить, что все эти явления могут в один день прекратиться, ровно так же, как и начались. И могут после не возобновиться никогда, - ну, или возобновляться очень нечасто. Сейчас надо сделать все, чтобы его обезопасить, это самое главное." - "Я правильно понимаю," - спросил Олег, сглотнув, - "что он не может повредить... другим? Например, Алене?" "Совершенно," - сказал врач, - "абсолютно, совершенно. Поймите, я знаю, это ужасно звучит, но это факт: Ваша жена, как и Вы, как и все остальные, для него просто не существует. Вся агрессия аутистов направлена только на себя." - "Агрессия," - проговорил Олег, - "Господи, ему три года, откуда у него агрессия? Mы даже подумали сначала, что это какой-то припадок, эпилепсия, что-то такое, что это конвульсии, ну невозможно же представить, что трехлетний мальчишка колотится головой о кровать..." - Врач сделал пол-шага вперед и взял Олега за локоть. "Олег Александрович," - сказал он, "послушайте меня. Вот этих вопросов надо избегать. Надо просто делать все, что можно, вы поверьте моему опыту, это очень важно, и для Вас и для Алены..." - "Николаевны," - сказал Олег. - "Николаевны. Вот папка, смотрите, это информация об ОПДАР - "Организации по поддержке детей-аутистов и их родителей".