е. вдвоем с другим человеком. Поляки утверждали, что к «Дмитрию» прибыл один из главных его приближенных боярин и дворецкий князь Василий Михайлович Рубец Мосальский. Но то была легенда, носившая устойчивый характер. Год спустя, в 1607 г. польские послы доносили из Москвы, что осажденные в Туле повстанцы имеют гетманов, или главнокомандующих, «князя Мосальского, который при Дмитрии был назначен послом в Польшу, другого – Болотника…».{98} Своим послом в Польшу Лжедмитрий I назначил дворецкого В. М. Мосальского. Но после переворота тот был отослан на воеводство в Корелу, где и оставался во время восстания Болотникова. Таким образом, он не мог быть ни в Самборе, ни в Туле.
В Польше русские послы получили информацию, что некий князь Василий Мосальский «пристал» к «царевичу Петру» в Северской земле. Вероятно, это был князь Василий Федорович Александров Мосальский. Но он не мог возглавлять оборону Тулы, поскольку погиб в бою под Калугой. Из трех других князей Мосальских один попал в плен до осады Тулы, а другой безотлучно находился в пограничной крепости.{99} Таким образом, в обороне Тулы принял участие лишь князь И. Д. Клубков Мосальский, который при Лжедмитрии I занимал невысокое служебное положение и даже не имел воеводского чина.{100} Скорее всего, польские послы допустили ошибку. Старшим по чину тульским воеводой был не князь Мосальский, а боярин князь Телятевский. Никто из бояр Мосальских не служил ни «царю Дмитрию» в Самборе, ни «царевичу Петру» в Туле.{101}
Самым знатным лицом при самборском самозванце был Заболоцкий: «Да при нем же («Дмитрии». – Р. С.) некоторой Заболоцкой, москвитин выезжей».{102} В Москве было целое гнездо дворян Заболоцких. Измена одного из них пагубно отозвалась на карьере всех других. Согласно помете в Боярском списке 1606–1607 гг., В. В. и И. И. Заболоцкие были брошены в тюрьму и исключены из списка «больших московских дворян».{103}
Будучи в Польше, царские послы получили достоверную информацию о внешности самборского самозванца и тотчас же выступили с заявлением, что под именем Дмитрия скрывается беглый московский дворянин Михаил Молчанов, любимец Отрепьева, нисколько на него не похожий: «Тот вор Михалко прежнему вору (Лжедмитрию I. – Р. С.) не подобен, прежней был вор рострйга обличьем бел, волосом рус, нос широк, бородавка подле носа, уса и бороды не было, шея короткая; а Михалко Молчанов обличьем смугол, волосом черен, нос покляп, ус невелик, брови велики нависли, а глаза малы, бороду стрижет, на голове волосы курчеваты, взглаживает вверх, бородавица на щеке».{104} Молчанов говорил по польски и знал латынь. После переворота 17 мая 1606 г. он был отдан в руки палача, который исполосовал ему спину кнутом. Русские послы полагали, что «пятно» на государственном преступнике поможет им разоблачить вора. «У нас есть пятно, – заявляли они, – … приметы у него на спине, как он за воровство и за чернокнижство был на пытке и кнутом бит, и те кнутные бои на нем знать».{105}
Вяземский помещик средней руки Михаил Андреевич Молчанов происходил из рода Молчановых Ошаниных, выслужившихся в опричнине. Уже при царе Борисе Михалко пользовался дурной репутацией в Москве. Когда ему велено было расследовать дело о незаконной выдачи вина, дьяк Алексей Карпов встретил его в приказной избе словами: «…Два, де, вас, воры ведомые во всем твоем в Московском государстве»; и другого вора, – поясняет в своей челобитной М. Молчанов, – имянем не сказал; «да и тот то (очевидно, главный вор. – Р. С .), де, тебе не пособит, на кого, де, ты и надеешься».{106} Имея в виду дальнейшую карьеру Молчанова, И. И. Смирнов высказал предположение, что дьяк имел в виду измену Михалки в пользу Лжедмитрия I.{107} Как бы то ни было, Молчанов не только перебежал на сторону самозванца, но и принял участие в убийстве Федора Годунова, благодаря чему добился дружбы самозванца, стал «его тайным пособником во всех жестокостях и распутстве». |