Стремление к объединению страны наложило печать на отношение ярославского совета к членам Семибоярщины. Ляпунов обличал их как предателей и предлагал отбирать у них земли. Ярославский совет возлагал вину за погибель государства на изменника Михаила Салтыкова и ни словом не упоминал о преступлениях главных бояр. «Ляпунов, – писали члены совета, – литовских людей в Москве осадил и тесноту им великую учинил».  Члены боярского правительства словно бы и не сидели в осаде с «литвой» и не сражались против земских людей. В отличие от Ляпунова земская знать считала, что великих бояр нельзя отстранить от дела царского избрания. Особенно энергично эту точку зрения отстаивал Иван Шереметев. Минин и Пожарский принуждены были считаться с этим и удалили из соборных постановлений все, что могло компрометировать московскую думу.

Как только ярославский совет приступил к определению кандидатов на трон, сразу же возникли непреодолимые трудности. Василий Голицын томился в польском плену. Филарета Романова король Сигизмунд держал в Польше как заложника. Ближайшая родня Филарета – князья Иван Черкасский и Троекуров, Борис Салтыков, дворяне Погожие и Михалковы подвизались в Ярославле и не прочь были подать голос в пользу избрания Михаила Романова. Но собор не мог наречь царем человека, вместе с Семибоярщиной служившего Владиславу.

Избрание царя по замыслу Земского совета должно было закрепить единство национальных сил. Но поставленная цель оказалась недостижимой. Избирательная кампания в недрах собора лишь разожгла страсти.

Опираясь на поддержку соборных чинов и земли, Минин и Пожарский энергично формировали отряды нового ополчения, пополняли дворянскую конницу, набирали горожан на стрелецкую службу и крестьян – на посошную. К концу весны дороги стали проезжими, и земские ратные люди начали готовиться к долгожданному походу на Москву. Но тут возникли обстоятельства, приведшие к новой задержке. В самом конце весны в Ярославле началась «моровая язва». Ратные люди стояли на постое во всех посадских избах. Скученность способствовала быстрому распространению эпидемии. С 15 мая 1612 года мор приобрел угрожающие размеры. Умерших не успевали хоронить. Народ пришел в смятение. Чтобы успокоить город, Пожарский обратился к духовным чинам. Те предложили провести крестный ход. Поутру 24 мая Пожарский во главе процессии прошел от главного собора к предместьям и обошел городские стены. Мор мешал немедленному выступлению рати к Москве. Многие дворяне, спасаясь от беды, уезжали в свои поместья. В конце концов эпидемия прекратилась сама собой. В память о спасении от бедствия ярославские посадские люди в один день выстроили крохотную деревянную церковь – «Спас обыденный».

Все помыслы Минина и Пожарского были обращены к тому, чтобы организовать новую земскую рать. Но они не могли повести ее к Москве, пока с тыла им грозили войной шведы.

Митрополит и бояре, сдавшие шведам Новгородский кремль, шли по стопам московской Семибоярщины. Новгородская трагедия повторила московскую. Послы Новгорода Великого выехали в Швецию, чтобы привезти оттуда шведского принца и посадить его на «Новгородское государство». Но их задержали в Стокгольме на пол года. Между тем в Швеции умер Карл IX, и трон перешел к Густаву II Адольфу. Делагарди клялся, что шведское правительство во исполнение договора немедленно пришлет в Новгород принца Карла Филиппа. Но Густав Адольф, подобно своему двоюродному брату Сигизмунду III, желал сам занять русский трон. В начале марта 1612 года он обескуражил новгородцев сообщением о том, что вскоре лично прибудет в Новгород и постарается найти средства к умиротворению Русского государства. Густав ни словом не упомянул об отпуске в Новгород принца Карла Филиппа. Власти Новгорода были встревожены перспективой превращения их «государства» в шведскую провинцию, оккупированную коронными войсками. Вмешательство Густава Адольфа испортило игру, которую вел Делагарди.