Показались пятиэтажные дома. Позднее время и мерзкая погода сделали свое дело — на улице не было ни души. Колян выключил фары, и без света загнал свою машину в тень между зданием подстанции и забором детского сада.

— Вперед, Паша, — скомандовал он, и они быстрым шагом нырнули в подъезд.

В нос ударил запах кошек, какой-то кислятины и человеческой мочи. Пара быстро поднялась на третий этаж. Колян позвонил в дверь.

— Если ее нет дома, то я прямо и не знаю, что с тобой делать, — высказал свои опасения вслух Колян.

Паша обмер. Но дверь открыли очень быстро. Правда, по резко изменившемуся лицу женщины было видно, что она ждала кого-то совсем другого.

— Это… ты? — спросила она, разглядев Коляна на лестничной площадке. — Что… случилось?

Голос ее звучал растерянно и испуганно.

— Ты одна дома? — быстро спросил Колян. — Не тормози, у меня очень мало времени.

Женщина внутренне собралась:

— Да, одна.

— Мы зайдем.

Она впустила их, и закрыла за ними дверь. Колян не стал тянуть кота за хвост.

— Оля! За тобой должок. Ты помнишь?

Она кивнула.

— Сделаешь это, и считай, что долг списан. Хорошо?

Она кивнула снова.

— Этот человек поживет у тебя несколько дней, и ни одна живая душа не должна об этом знать. Ни одна! Иначе нам всем будет очень плохо. А ведь у тебя дети. Помнишь?

Оля кивнула, но потом будто что-то вспомнила.

— Тут ко мне мужчина один иногда ходит. Так как я…

— Кто? — спросил Колян. — Говори быстро и правду. Это в твоих интересах.

— Игорь Поляков, — сразу сказала она.

Колян внезапно сам изменился в лице.

— Начфин в ментуре? — спросил он.

Ольга кивнула.

— Ладно, все равно, — ответил Колян, сглотнув. — Он пока не придет, не беспокойся… Все, мне пора. Все все поняли?

Ольга снова кивнула. Белый как мел Веретенников затравленно взглянул на Коляна, и мелко затряс головой.

— И чтобы очень — очень тихо! — сказал на прощание Колян, и рванул вниз по лестнице…

Было даже непонятно, что происходит в комнате, где вдвоем находились Колян и следователь.

По идее, следователь должен был вести допрос, но допрашиваемый выглядел как-то излишне свободно, не испытывая никакого внутреннего напряжения. Если бы Колян закинул ногу на ногу, да еще закурил сигарету, то вообще не было бы понятно, кто кого допрашивает.

Однако некоторую нерешительность следователя легко можно было бы понять, если учесть, что когда-то, (да впрочем, не так уж и давно), они оба учились в одном классе. Мало того, у них с Коляном были прекрасные отношения, и, вполне возможно, если бы не папа — судья, то следователь попал бы не в школу милиции, а в компанию Коляна.

(А если совсем уж честно, то следователь Коляна откровенно побаивался. Гораздо больше, чем возможных санкций со стороны государства. Следователь прекрасно понимал, что репрессии государства обрушатся на его голову только в том случае, если кто-то конкретно будет в этом заинтересован. Такого нажима в пользу покойного Полякова он не ожидал — «подписаться» за него было некому. А вот словить неприятностей от Коляна или его друзей можно было запросто. Очень быстро и чрезвычайно эффективно).

— Так как это все было, Николай! — вежливо спросил он, приготовившись записывать.

— Ну, пиши, — вздохнул Колян. — Я вышел на веранду, увидел труп вашего начфина, увидел Веретенникова. Тот увидел меня.