Так что снайпер с его винтовкой и сотней патронов сильно экономит вес для чего-то действительно нужного. Жратвы, например, ну или взрывчатки. Потому как есть хочется постоянно, а вот стреляет реальная разведка, в отличие от киношной, обычно только на стрельбищах. Стрельба в поле, это либо наглость (когда просто нет сил отказаться от «вкусной» возможности), или потери, вплоть до полного уничтожения.

Но, на случай ближнего боя, что в составе группы, что в составе батальона или полка, в которые входят разведрота или взвод, у снайпера тоже есть своя роль. Тут, как ни странно, подсказку дала статистика.

Реальные потери противнику наносит вовсе не пехота, она скорее щит или заслон, а вот сбить или повредить этот щит — предназначение артиллерии и авиации. Пехота только довершает дело и закрепляется на новом рубеже. Соответственно и львиная доля потерь, своих и противника, следствие работы артиллеристов и летчиков.

В самой пехоте основной урон противнику наносят опять же «артиллеристы» — гранатометчики АГС (если удастся подловить противника на открытом месте), минометчики (эти еще и окопы могут «прочесать»), а также пулеметчики (в обороне, против наступающего противника пулемет хорош) и… снайперы. Удивительно, но обычный автоматчик практически не имеет шансов попасть в своего коллегу с другой стороны. Выполнение «на отлично» нормативов на стрельбище практически не влияет на эффективность огня, ведущегося под пулями противника.

Статистика со всей непредвзятостью показывала — стрельба на дальние дистанции, которые для автомата оказались «больше двухсот метров» велась в основном не ради поражения, а ради того чтобы «прижать» или «сковать огнем» противника, не дать ему маневрировать и подойти ближе — на то смешное расстояние, с которого автоматный огонь действительно становился эффективным — сто сорок метров. При том, что большинство убитых и раненых автоматным огнем, и вовсе приходилось на рубеж в восемьдесят-девяносто метров!

Да с такого расстояния на Прерии и слепая бабка из двустволки не промажет, что не может не радовать.

Так вот, в общей свалке подобного боя, пока остальные сотнями пережигали патроны на «отсечение» и «подавление», снайпер единственный, кто мог, сохраняя трезвую голову, сознательно выбивать самых опасных — пулеметчиков, коллег, корректировщиков, авианаводчиков, связистов, командиров и прочая, прочая, прочая… Ведя огонь именно на поражение.

То есть с армией все более-менее понятно. Но Дара очень сильно, со всем, так сказать, пылом юношеского максимализма и нерастраченной невинности… м-да. Словом, оставалось только верить, что у тех, кто организовывал будущие события, хватит мозгов, чтобы не делать попыток вступления в открытый бой. Просто потому, что не будет в этом случае никакого боя. И вообще никого не будет. В смысле — в живых. Мечты, мечты, где ваша сладость?!

Но если не так, то как по другому? Вообще то местность идеально подходит для партизан. Континент перегорожен горным хребтом. Низкие горы, скорее бугры, густо поросшие «зеленкой» в которой кишит всяческая не слишком дружелюбная живность. Между высот вьются тропы и тонкие нитки «типа дорог», по которым могут ездить разве что местные сараи на колесах, причем колеса у них больше человеческого роста в диаметре. Впрочем, бронетехника пройдет.

Ага, пройдет. Слева и справа зеленка и высоты. И по воздуху тоже сильно не налетаешься, да и не решение это вопроса. Даже если неприятель сумеет крепко встать на немногие имеющиеся перевалы, то оставленные там гарнизоны тоже придется снабжать по воздуху.