— Ты никогда не была на Лас-Вегас-Стрип? — спросила Хизер за рулем.

— Нет.

— Ты побывала в Италии, но не в Вегасе, — произнес Сойер, качая головой.

Я выглянула в окно. Солнце садилось, отражаясь в небоскребах на горизонте, приманивая к себе.

— Вдобавок, — начал Уэс, — можем перекусить у шведского стола.

— Дети, у нас нет времени для туристических остановок, — возразила Хизер. — Сейчас канун Рождества.

Парни принялись всяческими способами уговаривать ее.

— Давайте хотя бы посмотрим на вулкан в «Мираж». Из него извергается настоящая лава! — воскликнул Логан.

— Думаю, стоит поехать на Фримонт-стрит, если сделаем только две остановки, — предложил Уэс. — Там намного круче.

Сойер отмахнулся.

— Нет, Амалии больше понравится здесь.

— Фримонт-стрит даже не на Лас-Вегас-Стрип, — заметила Хизер. — Сегодня мы туда не поедем. Впереди еще шесть часов пути, а мама уже в бешенстве из-за того, что мы задерживаемся.

— Так поехали, — сказала я.

— Нет, мы здесь. Сейчас все начнется, — сказала она, кивком указывая на фонтаны. — Если ты любишь музыку, то тебе понравится.

Окружавшие нас пальмы освещались зелено-белыми огнями, а очертания «Белладжио» расплывались за потоком воды. Логан и Уэс отошли вправо — скорее всего, затеивали какой-то спор, а я покосилась на Сойера.

— Чувствую себя так, будто в последние дни не даю тебе повеселиться с друзьями, — сказала я. — Иди. Я и одна могу посмотреть.

— Что? О нет. — Сойер покачал головой. — Мне было весело. Я и так зависал с ними весь уикенд.

Только я собиралась ответить, как заиграли первые ноты песни «О, святая ночь»⁵. Мой рот закрылся, а в груди все сжалось. В такт музыке заиграли струи фонтана — сначала двумя, четырьмя столбами, а потом целой волной, — и все загорелось белым. Глаза заслезились от того, что я не моргая смотрела на шоу. Это же моя песня. Я исполняла ее год назад на рождественском концерте в местном театре. Я так любила эту песню. Моя душа запела.

Казалось, суета вокруг нас остановилась, а все наблюдали и слушали.

Вот почему я любила музыку. Не из-за внимания, наград или участия в выступлениях, а потому что она вызывала эмоции. Музыка могла общаться с душой человека. С моей-то уж точно.

Мелодия нарастала, и игра фонтана тоже, разбрызгивая струи на одну, две, три тысячи сантиметров в воздух, а может, даже выше. Когда музыка достигла своего крещендо, по моим рукам побежали мурашки. И все прекратилось. Песня остановилась, вода спустилась в бассейн, пока все не стало гладким и сверкающим, как стекло.

Я ожидала продолжения, но стояла оглушительная тишина. Оказалось, что я неосознанно вцепилась в рукав кофты Сойера, поэтому отпустила его.

Люди вокруг нас снова задвигались. На щеках сохранилась влага от слез, и я быстро вытерла лицо. Хизер рядом с нами не было. Интересно, когда она ушла?

Сойер все еще хранил молчание. Я полностью себя опозорила? Наконец-то я набралась храбрости встретиться с ним взглядом.

— Спасибо. Это было…

— Божественно? — спросил он.

Я рассмеялась.

— Хотела сказать ангельски.

— Так и знал, что тебе понравится.

— И даже больше.

— Мне тоже.

Теперь мы смотрели друг другу в глаза, но никто из нас не двигался.

— Наверняка нам уже пора.