– Сгинь, нечисть! – выкрикнул суеверный Дядьвась, поспешно уводя с пути Тимони большую часть своего пьяного организма, за исключением одной ноги, которая должна была отфутболить черного кота куда подальше и отчасти выполнила свою миссию.

Тимоня, которого пинок, пришедшийся по касательной, лишь сбил с курса, влетел в открытую дверь квартиры Куропаткиных, и оттуда сразу же послышались шум падающей мелкой мебели и истошный женский визг.

С верхней площадки орлом слетел бравый полковник Червяченко – и тоже прямиком в куропаткинскую дверь!

– Ах, мерзавец! – с чувством обругала Марина то ли кота Тимоню, то ли полковника.

– Стой, стрелять буду! – донесся до меня полковничий рык.

– Так их, вурдалаков! – с энтузиазмом проорал неугомонный Дядьвась. – Серебряными пулями, пли!

– Ополоумели, придурки?! – взвыла Марина Куропаткина. – Какая стрельба? Он в люстру сиганул!

Поскольку вообразить себе усатого полковника, с разбегу прыгающего на осветительный прибор, мне было трудновато, я решила, что речь идет все-таки о Тимоне.

– Не сметь стрелять! Это люстра из богемского хрусталя! – в режиме истошного крика проинформировала нас Марина.

– А насрать мне на твою хрустальную люстру! – весело возвестил азартный Дунькин.

Этот процесс я также затруднилась себе представить.

Бешеный мяв вперемежку с громкой мужской руганью заглушил визгливые крики Марины, и секундой позже из дверного проема белкой-летягой на приличной высоте вынесся Тимоня. Он пролетел мимо моего плеча, а следом за ним стройным птичьим клином просвистели эмалированная миска, диванная подушечка-думка и одинокий резиновый шлепанец. Превосходная аэродинамическая форма миски вывела ее в лидеры воздушной гонки и позволила даже опередить Тимоню, который камнем ухнул с козырька в жасминовый куст, в то время как летающая тарелка врубилась точнехонько в руины мусора на капоте «Вольво» и подарила второе дыхание притомившейся сигнализации.

Удержавшись от того, чтобы тоже сигануть в окошко, я сбежала по лестнице во двор. Эпицентр скандала переместился к изгаженной бордовой «Вольво», возле которой приседал и взмахивал руками какой-то мужик, красномордый и огнедышащий, – вероятно, владелец авто. Я бы посмотрела на его занятные телодвижения подольше, но меня подвинула с крыльца Марина Куропаткина. С абсолютно непроницаемой физиономией, заставившей меня вспомнить любимый мебельщиками термин «древесина твердых пород», она проследовала к «Вольво» с веником, совком и пустым ведром, в которое деловито собрала свой мусор. На это мне было уже совсем неинтересно смотреть, и я свернула за угол дома, направляясь на троллейбусную остановку.

На работу я со всем этим цирком, разумеется, опоздала. Вошла в редакторскую, когда часы показывали половину десятого утра и большая часть нашего народа уже разбежалась по боевым постам. В просторной комнате, тесно заставленной письменными столами, находились трое: дежурный редактор Юрик, мой напарник – оператор Вадик и белокурый юноша Лаврентий Листьев по прозвищу Лавровый Лист. Я, впрочем, назвала бы его не лавровым, а банным листом, потому что более прилипчивого и неотвязного существа никогда не встречала.

Лаврик, самовольно присвоивший себе звание внештатного корреспондента, появлялся в телекомпании примерно раз в неделю и всякий раз приносил какую-то нездоровую сенсацию.

– Всем привет! – громко сказала я, проходя к своему столу мимо гостевого дивана, по большей части занятого длинным телом Вадика.

Тело пошевелилось и выбросило одну руку на манер шлагбаума, преградив мне путь.

– Для головы что-нибудь есть? – хрипло спросил Вадик.

– Только лак для волос, – ответила я, обходя препятствие.