Анрид не шевелился.

– Господин Рузлокк, пожалуйста. Я очень боюсь… – вырвались из меня слова скорее отчаяния, чем просьбы, и отчасти это было так, я осталась совсем одна.

Мне показалось, или оборотник задумался? Но в глазах его проскользнула какая то неуловимая эмоция, очень похожая на сопереживание. Не может этого быть! Однако следом лицо мужчины вновь сделалось каменным, а взгляд неизменно холодным.

– Вы слишком мнительны, госпожа Монгрейт. Думаю, это просто ваши предрассудки, – сухо отрезал он.

Я стиснула пальцы в кулаки. Истинный, как же хотелось треснуть этого надменного истукана чем нибудь потяжелее, расколоть этот гранит.

– Рогмат, проводи леди и возьми адрес, – равнодушно добавил Рузлокк.

От этого его спокойствия потряхивало, гнев бурлил во мне вулканом.

– Идёмте, миледи, – Рогмат, приблизившись, указал на дверь.

Оборотник же взял какие то бумаги со стола и принялся их изучать, потеряв ко мне разом всякий интерес. Да и был ли он? Напрасная трата времени, стоило из за этого готовиться несколько дней? Всё зря.

Я была так расстроена, что не заметила, как мы оказались у поста.

– Мисс, вы меня слышите? – чуть наклонил голову Рогмат. – Ваш адрес оставьте здесь.

– А, да… да, конечно, – взяла письменное перо и бумагу.

– …Чудесно, у вас красивый почерк, – Рогмат довольно сложил лист, который я протянула, вдвое. – Я пришлю посыльного, как только вы мне понадобитесь.

– И как вы с ним только работаете? – буркнула я, всовывая в рукав жакета руку.

– Вы про милорда Рузлокка? – любезно помог мне одеться мужчина. – По разному.

– Не завидую вам, – бросила я, сунув ридикюль под локоть, развернулась и пошла к выходу.

Вышла из управления мрачнее той самой тучи, которая надвигалась на главное здание столицы. Кажется, сейчас повалит снег.

Выйдя за ворота, направилась к карете, что осталась ждать у дороги.

…В «Синие воды» я вернулась ужасно уставшей и голодной. Поэтому сперва заказала себе ужин в комнату, а потом поднялась в душ. Смыв тяжесть дня и дурные мысли, вернулась в комнату, где уже ждало горячее блюдо.

Обед прошёл в одиночестве, под густой снегопад за окном. Сделав глоток белого вина, я откинулась на спинку кресла, всё ещё ожидая Хиодхона.

«Такая важная встреча, и он задерживается», – ворчал внутренний голос.

Решив немного отвлечься, я взяла ридикюль, раскрыв его, нащупала прохладную сталь цепочки. Потянула, вытащив медальон. Раскрыла овальные створки и замерла, уставившись на изображение, которое было скрыто в нём. Портрет мужчины и молодой, гораздо моложе папы, женщины – моей мамы.

Мои губы тронула слабая улыбка.

Как только отец покинул этот мир, я потеряла право выбора. И рискую потерять себя, став чей то собственностью.

Отец никогда не жаловал Флоксию, всё потому, что у них разные матери. Но так вышло, что моей мамы не стало, едва я появилась на свет, а отца – год назад. Тётя оказалась моим опекуном, единственной старшей родственницей, которая взяла на себя заботу обо мне исключительно из чувства долга и благородства.

Только мне одной было известно, из какой ядовитой смеси состоит её благородство.

Я вгляделась в гравюру, рассматривая волевые черты отца, его глубокий взгляд, который внушал защиту. Стало спокойнее. Мне всегда делалось спокойнее, когда я смотрела на родителей. Род Монгрейтов всегда был в почёте у высшей знати.

Улыбка сошла с моих губ, пальцы сами собой сжали медальон.

Я не позволю Флоксии таким гнусным способом задавить меня.

– Грустите?

Я вздрогнула, дёрнувшись вперёд.