Изменить размер шрифта - +
Луна высветила его силуэт: четкий профиль, прямой нос, решительный подбородок и губы, которые недавно на короткий миг коснулись ее губ.

– Я тебя должен поблагодарить, летняя девочка, – спокойно произнес Алек.

Либби бросила на него непонимающий взгляд.

– За что?

– Думаю, это ясно: за то, что ты меня не выдала. Сегодня мне совсем не хочется веселиться. Так что я тебе очень признателен.

Либби передернула плечами.

– Рада, что так получилось, а вот тем двум дамам это вряд ли пришлось по вкусу. Алек скорчил недовольную гримасу.

– Знаю.

– Одна из них твоя мать?

– Да.

– У нее был обеспокоенный вид.

– Это точно. Ей хочется, чтобы я больше шутил, улыбался – одним словом, взбодрился. «Сделай счастливое лицо», – передразнил он мать с горечью в голосе.

Либби не знала, как на это реагировать. Здравый смысл советовал просто кивнуть, не показывая вида, что она в курсе его проблем. Но он страдал, а Либби не любила, чтобы люди страдали. Послав к черту предосторожности, она бросилась головой в омут.

– Я… я слышала о… Клайве Джилберте, – сказала Либби настолько глухим голосом, что Алек, если бы захотел, мог бы запросто проигнорировать ее реплику. – Мне очень жаль, – еще тише добавила она.

Алек не стал притворяться, что не расслышал.

– Жаль? – Он грустно покачал головой. – Да, мне тоже. Мне чертовски жалко. Но это не вернет Клайва, правда?

Алек жадно смотрел на нее, нисколько не скрывая, что нуждается в сочувствии. В лунном свете Либби не столько увидела, сколько почувствовала притягательную силу его взгляда. Оба стояли так близко друг к другу, что она ощущала жар его тела. Хотелось помочь этому человеку, разделить с ним его горе, но как это сделать?

Совершенно инстинктивно Либби протянула руку и дотронулась до щеки Алека, ощутив ладонью ее небритость.

– Нет, – подтвердила она. – Увы! Его уже не вернешь.

Либби ждала, что Алек оттолкнет ее или сбросит со своего лица ее ладонь, однако он не шелохнулся.

С пляжа доносился плеск волн, набегающих на песок. Высоко над головой Либби услышала отдаленный гул вертолетного пропеллера; в темноте раздавалось кваканье лягушек, стрекотание кузнечиков. Но все эти звуки заглушал барабанный бой крови в ее голове.

Прошептав «О Боже», Алек обнял Либби и притянул к своей груди.

На сей раз поцелуй уже не был мимолетным; в нем чувствовалась страсть, отчаянность, жадная настойчивость. Либби охватило странное, неведомое прежде волнение, но она не сказала «нет».

Горячие губы Алека пробудили в ней нечто такое, что она и вообразить не могла. Сильными руками он прижимал к себе ее тело, и Либби ощутила, как в нем поднимается волна желания. Их губы снова слились.

Когда, не отрываясь от нее, Алек просунул руку под ее рубашку и дотронулся до груди, Либби глухо застонала. Вспыхнувшее в ней желание ужаснуло ее саму, и она инстинктивно еще теснее прильнула к нему. Все правильно, все так и должно быть: она нашла правильный способ утешить его.

И вдруг, совершенно неожиданно, Алек отпрянул.

Не далеко – ровно настолько, чтобы прохладный ночной воздух проник между их разгоряченными телами. Либби услыхала отчаянный хрип его неровного дыхания, словно его терзала неутихающая боль. Либби снова дотронулась до Алека, нежно лаская шею пальцами, но на этот раз он увернулся.

– Не надо!

Либби удивленно вскинула брови, а Алек хрипло рассмеялся.

– Не позволяй мне.

– Чего не позволять? Я не понимаю…

– Ах, святая простота! Вот она, твоя наивность, о которой я говорил.

Быстрый переход