Погасли светильники.

    Зашипели фитили лампад.

    Окружены непроглядной тьмой – лишь звезды мерцали над головами, да светился мелок в чудовищной руке! – арифметы дрожали, теснясь в центре зала. Пытаясь впасть в успокоительную медитацию, они замечали, что самые простые формулы им больше не даются. Плюс сбоил, минус заикался, а за скобки не удавалось вынести даже сор из избы.

    Деление на ноль – и то не вызывало былого омерзения.

    Рука остановилась. Едкий запах пота накрыл пирующих. Мелок зашаркал по черным-черным стенам. На каждой возникло по три слова: горящих, пламенных. Август Пумперникель не знал языка, в лоне которого родились эти слова, но смысл их был ему всеконечно ясен.

    Больше нечего считать.

    Больше незачем вычислять.

    Больше ни к чему складывать и вычитать, умножать и делить, ибо путь от задачи к решению пройден отныне и навеки, и новым путям не бывать.

    Итог подведен.

    – О-о!

    Вот и все, что осталось от гармонии.

    Стон дрожащих тварей.

    Юноша трясся, моля о смерти. Ему казалось, что он попал в конец учебника, туда, где ждут хладнокровные убийцы – ответы на вопросы, и страшнее финала он не мог придумать.

    Слова на стенах, догорев, погасли.

    Лишь ворочалась над головой рука исполина.

    * * *

    – Я проснулся в холодном поту, судари мои.

    Казначей принял из рук гвардейца миску с дымящимся жарким. Кивком поблагодарил, поставил рядом с собой на землю – и взял чашу с вином. Обычно умеренный, сейчас он залпом выпил пол-чаши, прежде чем поднять глаза на собеседников.

    Нет, маги не смеялись.

    Пумперникель был благодарен им за это.

    – Немногим я рассказывал мой сон, – молодой человек втянул голову в плечи, как если бы в темном небе уже наметился контур гигантской длани. – Единицы поняли, остальные затаили улыбку или пожали плечами. Что ж, каждому – свое. Добавлю лишь, что это был первый случай, когда мне являлся кошмар руки, подводящей итог. Первый, но не последний. Вскорости я заметил: если рассказать о видении кому-нибудь, сон бежит меня. Спасибо, сегодня я проведу ночь спокойно.

    Знакомый гвардеец принес еще две миски и стопку лепешек. Потом вояка вернулся к костру эскорта, и его хриплый баритон присоединился к хоровому исполнению «Милашки Сью».

    – Сколько вам тогда было лет? – спросил охотник на демонов.

    – Восемнадцать.

    – На пять лет старше меня...

    – В каком смысле?

    Венатор улыбнулся.

    – В смысле дня встречи с большим страхом. Мне было тринадцать... Уверен, мой страх так же смешон, как и ваш. И так же страшен. Они часто ходят рука об руку: смех и страх. Мы просто делаем вид, что различаем их, братьев-близнецов.

    – Ты ничего мне об этом не рассказывал! – заинтересовался Матиас Кручек, набивая рот жарким. – А я, между прочим, твой друг детства!

    – Что тут рассказывать... Ладно, слушай.

    Воспоминания Фортуната Цвяха, изложенные со скупой иронией – лучшим щитом от кошмаров детства.

    Три года обучения у лучшего венатора в мире – это ого-го!

    Считай, диплом с отличием на руках.

    Пора – в дело.