Как и в апартаментах, в каждой из квартир был доступ к двум турболифтам на наружных торцах башни, поэтому внутренним пользовались редко. Вот и теперь кабина так и стояла на верхнем этаже с той самой минуты, как я поднялся на ней после лекций. Стенки её были непрозрачными, за исключением полосы напротив двери: смотреть в глухой пермакритовой трубе особенно не на что. Такова плата за прочность и надёжность этого лифта, в отличие от открытых основных. Впрочем, и здесь строители ухитрились сделать нечто оригинальное. Против транспаристиловой секции кабины во всю высоту шахты была выполнена голографическая картина, потрясающая по глубине перспективы. По мере спуска кабина словно бы приближалась к планете с орбиты. У середины башни картина затуманивалась, изображая облака, а ниже другая голограмма показывала панораму города, каким он был во время строительства здания – без соседних башен и хаотичной застройки внизу.
Едва мы вышли из подъезда, к Падме, путаясь в полах длинного пальто из синтетического материала, кинулся круглолицый, наполовину лысый мужчина средних лет. Он не выглядел опасным, и всё же, я сделал шаг вперёд, готовый загородить кузину собой. Мужчина это заметил, сбавил темп и остановился в нескольких шагах.
— Сенатор Амидала, какое счастье! — воздев руки к небесам, словно узрел спустившуюся оттуда богиню, запричитал он. — Я-то надеялся встретить кого-нибудь из Ваших помощниц, а тут Вы… Прошу, уделите мне буквально пару минут.
— Сударь, — Падме строго посмотрела на него. — Сенаторы, конечно, служат народу, но нельзя же лишать нас сна и отдыха? Приходите в Сенат, и я с радостью выслушаю Ваш вопрос, не на ходу, а в подобающей обстановке.
— Увы, мне сказали, что у меня недостаточный приоритет…
— Стоп. Какой сектор, какая планета?
Мужчина назвал.
— А к своему Сенатору обращались? — спросила Падме.
— Да. Он не желает в это встревать. Между тем, вопрос-то общегалактический. Работодатели не хотят платить за увечья.
— Мы как раз сейчас рассматриваем этот закон и близки к финалу. Не волнуйтесь, он будет принят в течение двух недель.
Мужчина помотал головой:
— Нет. Дело не в увеличении выплат, а в том, что они вообще не платят. Нашли способ.
— Рассказывайте, — королевским тоном велела Падме. — Только в двух словах.
— Да-да, я кратко, а фактические материалы вот здесь, на кристалле.
И мужчина, действительно, кратко и доходчиво поведал, что в последнее время по Республике прокатилась волна судебных дел, как из копировальной машины. Работник получает травму, фирма подаёт на него в суд за халатность, судья признаёт его виновным, а работодатель тут же вносит прошение не наказывать работника, поскольку он и так пострадал. Бедняга уходит довольный тем уже, что его не заставили выплачивать "ущерб", и об оплате лечения не заикается.
— Я, как член правления профсоюза, прошу Сенат закрыть эту лазейку, — закончил он.
— Конкретные идеи есть? — спросила Падме.
— Разумеется. Организует работу кто? Работодатель. Он должен обучить, проинструктировать, проследить. В конце концов, действительно опасные операции следует поручать дройдам.
— Хотите сказать, что изначальная вина за травмы всё равно лежит на фирме?
— Именно так, — закивал профсоюзный деятель. — Плохой подбор кадров, некачественное обучение, ненадлежащие условия работы. За это фирму надо штрафовать…
— Да так, чтобы оплатить лечение было дешевле? — подхватила Падме.
— Точно! Вы ухватили самую суть, Сенатор.
— Идея мне нравится. |