— А ты не обнаглела, дамочка? — угрюмо взглянул на неё тот.

— Обнаглела, — спокойно подтвердила она и положила на край стола металлическую кредитную десятку. — Пропусти стаканчик и возвращайся, мы, как раз, закончим.

— Эти бабы! — бурчал трудяга, вылезая из-за стола, одна нога у него заканчивалась дрянным протезом, сделанным явно во Внешнем кольце. — Можно подумать, мне нужны её деньги!

Однако, десятка, всё же, исчезла в его кулаке, и он пошкандыбал в направлении бара. Что касается курчавого, то выдержке его мог позавидовать любой буддийский монах. Он продолжал сидеть на месте, с неподдельным интересом разглядывая свои ногти. Лишь когда партнёр по столу удалился настолько, что не мог нас слышать, он поднял взгляд и с белозубой улыбкой сказал:

— Хонс, дорогуша, сколько стандартных лет!

— Не так много, как мне, — Осока закинула ногу на ногу. Место она выбрала рядом с курчавым, но развернулась вместе со стулом к нему лицом. Тот повторил её движение:

— Для своего возраста ты прекрасно сохранилась! Между прочим, я так и не выяснил, сколько тебе.

— Не спрашивай, а то узнаешь.

— Какими гравитационными волнами занесло тебя на эту развесёлую планету? — спросил курчавый.

— По работе, — лаконично ответила моя подруга. — А сейчас у меня небольшое дело к тебе.

— Всё, что только в моих силах! — ещё шире улыбнулся курчавый, так что, казалось, кончик его носа сейчас утонет в усах. Осока положила перед ним мини-проектор, включила:

— Этого типа хорошо знаешь?

— Знаю ли я его? О, весьма и весьма относительно. Мне известно, что он эмигрант, бывший политический деятель, а сейчас бизнесмен…

— Понятно, кто же ещё, раз был политиком.

— Любит поиграть в сабакк и на состязаниях. Я имею в виду бега, гонки и всё такое.

— Хорошо. А имя?

— Я не сказал? — курчавый удивился так искренне, что почти можно было поверить: он говорил, а мы прослушали. — Кстати, ты не представила своего спутника.

— Это командир нашего штабного корабля, — ответила Осока. — Мы почти женаты, можешь быть откровенным, как на допросе.

— Твой чёрный юмор неизменно меня восхищает! Фамилия этого человека Жужел, Петас Жужел. Надеюсь, ты не имеешь на него заказ?

— Хуже, гораздо хуже. Сегодня на рынке убита наша сотрудница, вторая похищена. Заказчик похищения – он.

— О-о! — лицо курчавого приобрело страдальческое выражение, глаза глядели скорбно, словно на похоронах. — Мои соболезнования. И, мне неприятно признаваться, но, возможно, именно я – невольно, конечно! — подтолкнул господина Жужела к этим варварским действиям.

— С этого места…

— …поподробнее, понимаю. Видишь ли, как тебе, должно быть, известно, я эстет. Это означает – ценитель прекрасного, питаю слабость ко всему…

— Прошу, обойдёмся без экскурсов в академическую терминологию. Что означает… — светским тоном произнесла Осока. И вдруг резко, с повышением тона, закончила: — …короче, Склифосовский!

— Да-да. Ваша сотрудница – должно быть, та твилека, что я видел у входа на рынок. У неё необычный цвет глаз, я прав? Так вот, обедая с господином Жужелом, я имел неосторожность сказать, что подобная редкая красота высоко ценится у определённой категории разумных, если можно их так назвать.

— И, конечно же, подсказал пару-тройку имён этих низких существ?

— Абсолютно случайно, поверь мне!

— Бесплатно, хотел ты сказать? В это – верю.