За его спиной, словно сомнамбулы, конвульсивно дергались диджеи. Его руки в брезентовых рукавицах совершали ритмичные движения, выполняя, видимо, дирижерские функции, то ускоряя, то замедляя немое кино этой бредовой дискотеки... Свет точно следовал ритму танца, что еще больше добавляло в образ человека в каске некой карикатурной мистики...
...Шуршание одежды и скрип танцпола, пробившиеся сквозь отупление слуха, отступающее после долбящей «кислоты», слегка привели Миху в чувство. Он дернул Ксюху за рукав и издал было какой-то вопросительный звук, но толпа сверкнула таким ненавидящим взглядом, что Миха попятился и переместился к своему столику, на котором мирно спал Леха. Танцующая Ксюха так и не открыла глаз.
Ксюха вещала восторженно, но ее восторги Михе не передавались. Эта дискотека оставила у него на душе неприятный осадок. Но скорее всего именно в нем, в Михе, что-то было не так. Или что-то не так было вообще все вокруг? Но почему-то ни Ксюха, ни Борис, ни вечный диссидент Леха не разделяли его тревоги, считая ее изначально параноидальной.
– Просто ты у нас, Миха, нестабильный и инфернальный тип, – растолковывал ему Борис. – Ты слишком близко к сердцу принимаешь элементарные вещи...
– Идите вы подальше – «простые»! Танцевать в тишине – это нормально, по-вашему? И все вдруг, как один! Сто процентов – для большей части народа это был бы такой же сюрприз, как и для меня!..
– Почему? – пожал плечами Борис. – Нам вот Ксюхины друзья об этой фигне давным-давно рассказали... Да все об этом знают. Кроме тебя, оказывается...
– И что это за хрен в каске? – продолжал Миха. – Что за знаменитость такая с нифига объявилась?
– Заработался ты, Миха, – сочувственно сказал Борис. – Надо с людями больше общаться, быть в курсе новых течений...
– Ну-ну. Короче, как хотите, мне все это не понравилось. Сам не пойму почему... С чего все это? Что за секты в городе стали как грибы расти? Что за истребители машин? Что это за офисы в канализации? Что это за пляски в тишине? И почему все в курсе, один я – нет?
– Что там – в канализации? – поинтересовалась Ксюха.
Борис пожал плечами. Ксюха улыбалась...
Только Леха поднял грустные, словно у пса-бассета глаза и сказал:
– А здесь нет никакой логики. Какая логика может быть у сна? Тем более нечеловеческого...
Наступила неловкая пауза. Борис шмыгнул носом. Молчание нарушила Ксюша.
– А хотите покажу кое-чего? – не очень уверенно предложила она. – Только пойдемте отсюда. Голова от шума болит...
Все в нерешительности топтались у пролома в осыпающейся бетонной стене. Да, зрелище того стоило. И без того огромная чаша стадиона в темноте казалась просто чудовищной. Подсвеченные скудным светом опоры прожекторов наверху сливались с иссиня-черным небом. И здесь, не в пример иным городским местам, были видны звезды.
– И куда дальше? – спросил Борис. Оптимизма в его голосе не было. Упаднический был голосок. Трезвелось.
– Куда-куда! Туда! – противным голосом прогнусавила Ксюша и бодро, хотя и не очень ровно, направилась через пролом в центр стадиона. Похоже, эта затея уже ей самой переставала нравиться.
Из внешнего мира доносились голоса людей. Миха вспомнил милицейский «уазик» возле центрального входа. Призрак «обезьянника» нетвердой походкой уже бродил по вытоптанному газону.
Компания нерешительно потянулась следом за исчезающим силуэтом Ксюши.
– Ты, Ксюша, «козел-предатель», – в очередной раз споткнувшись, буркнул Миха.
– Сам ты козел! – возмущенно прошипела из темноты Ксюша. |