Разгоревшийся скандал между тем подходил, по-видимому, к завершающей стадии. Первым решил сдаться старик, использовав вместо белого флага мою скромную персону.

— Хватит орать, — заявил он, — мы не одни, у нас гостья. Лучше организуй нам чайку.

Меня поразила перемена, мгновенно произошедшая с его племянницей, еще минуту назад метавшей громы и молнии. Она словно мгновенно остановилась на бегу, умудрившись непостижимым образом погасить остатки скорости. Перестав ругаться, она приблизилась к старику, деловито поправила подушки за его спиной и, не говоря ни слова, вышла из комнаты.

— На самом деле она неплохая женщина, — пояснил мне Иратов, когда мы остались вдвоем, — только любит совать нос не в свои дела. — Он помолчал, погрузившись в свои мысли, и снова изрек: — Я тоже не подарок… Ну что ж, зато ее долготерпение будет вознаграждено, когда я наконец отойду в мир иной. Все достанется ей. — Он развел руками, как бы желая объять то, о чем говорил. — Зачем, правда, непонятно. Что она будет делать с моим добром? Скорее всего распродаст. Обидно, но мне уже будет все равно.

Я решила, что мне пора вступать в разговор:

— А может, передать все какому-нибудь музею?

Старик еще ниже склонил свою седую голову, словно придавленную тяжестью раздумий. Вероятно, его самого уже неоднократно посещала высказанная мной мысль, и теперь он в очередной раз ее отверг:

— Бессмысленно, там все забросят в запасники и потихоньку разворуют. В общем, итог один, только в первом случае хоть она с этого что-то поимеет. Умру — сразу слетятся коршуны, начнут ее уламывать… Она быстро соблазнится. Главное, что все наверняка вывезут из страны. Вы вот про это и напишите, про то, что лучшие произведения искусства и бесценные раритеты из России уходят: граница как решето, милиция продажная, правителям за дележкой власти не до таких мелочей. Напишите, непременно напишите.

Я кивала головой, как китайский болванчик, и для проформы что-то черкала в прихваченном для видимости блокноте. Но даже мне было понятно: что пиши, что не пиши в газетах — ничего не изменится.

Тут последовал вопрос, который был не очень желателен, но к которому тем не менее я заранее подготовилась:

— А вы из какой газеты, я что-то позабыл?

— «Московский калейдоскоп», — соврала я.

Конечно, я могла бы назвать любую из известных мне газет, но еще накануне, прикинув возможные варианты, пришла к выводу, что этого лучше не делать. А вдруг у старого коллекционера там найдутся знакомые? Я придумала ничего не значащее название, благоразумно рассудив, что Иратов вряд ли заметит подвох: газеты и журналы плодятся в Москве, как мыши в амбаре.

Мои ожидания вполне оправдались, старик только пожал плечами и слегка поморщил свой высокий лоб цвета воска.

— Не слышал про такую. Впрочем, сейчас их столько развелось, что немудрено. Раньше проще было: десяток центральных, остальные — областные и районные, не запутаешься.