Прочитала и ровным счетом ничего не поняла. Главное, до меня не доходило, какая связь между фотографией Моны Лизы и неизвестной мертвой женщиной. Тогда я начала читать снова, уже вслух…

Господи! Да неужели это все о ней? Молодое лицо Моны Лизы с пухлыми, чувственными губами в загадочной дреме… Мона Лиза, совершившая свой головокружительный полет в небытие… Еще несколько дней назад дежурившая под окнами руновской квартиры в надежде слупить с меня кругленькую сумму… Мона Лиза, с тех пор уже успевшая пережить страх и неотвратимость близкой смерти, насильственной смерти!

Кто же ее убил, кому она мешала? Она мешала, мешала… мне. Но я… А мой звонок Карену? Меня словно ледяной водой окатили. Но ведь не стал бы Карен ее убивать… Но откуда мне знать, что стал или не стал бы делать Карен?

Я взлетела с дивана с такой стремительностью, словно во мне в одночасье распрямилась тугая невидимая пружина. Я должна была, я должна была немедленно узнать, имеет ли Карен какое-то отношение к смерти Моны Лизы!

Карен жил в престижном, дорогом доме с консьержкой, восседающей в маленькой стеклянной кабинке. Когда я была у него в последний раз, вскоре после того, как он меня окончательно забросил, то, помнится, была подвергнута допросу с пристрастием: кто я, откуда и по какому делу. Теперь консьержка не успела даже рта раскрыть, потому что, едва войдя в дом, я уже неслась по лестнице, не дожидаясь лифта, и моя песцовая шуба подметала ступеньки.

На мои звонки долго никто не открывал, но я продолжала упорно давить на кнопку, прислушиваясь к разносящимся по квартире трелям. Наконец дверь отворилась с невыносимой медлительностью: сначала образовалась узкая щель, потом раздался осторожный скрежет снимаемой цепочки, и меня окутала адская смесь характерных кареновских запахов: дорогого одеколона, коньяка и нездорового тела.

Карен выглядел неважнецки, похоже, почечная недостаточность, которой он страдал, сколько его помню, несмотря на усилия лучших врачей и дорогие импортные препараты, неумолимо прогрессировала. Лицо сильно пожелтело, под глазами темные мешки. Я непроизвольно отпрянула, вспомнив об обычном утреннем амбре из его рта, но он отнюдь не собирался приветствовать меня пылким поцелуем.

— Какого черта! — бешено завращал он своими выпуклыми совиными глазами.

Я его торопливо заверила, что меня никто не видел…

Он запахнулся в махровый халат и процедил:

— Закрывай скорее, я только из ванной.

Я даже не стала расстегивать шубу, мне нужно было только узнать про Мону Лизу и сразу уйти.

— Ты один? — уточнила я, не исключая вероятности того, что где-то за стенкой уютно мурлыкала одна из его многочисленных кошечек. Мне на нее, конечно, наплевать, но лишние свидетели ни к чему ни мне, ни Карену.

Он утвердительно кивнул.

Тогда я выхватила из кармана газету:

— Это… это твоя работа?

— Конечно, нет.

Я похолодела: он сказал «нет», еще не увидев снимка!

— Врешь! — крикнула я. — Твоя! — И швырнула ему в лицо газету с фотографией мертвой Моны Лизы.

Тогда он демонстративно, с выражением прочитал вслух заметку, как будто желая доставить мне этим удовольствие. А когда закончил, отметил:

— Она ничего вышла, оказывается, фотогеничная. Жалко, дальше массовок не пошла.

— Сволочь! Какая же ты сволочь! — Я хотела его ударить, но он, перехватив мою руку, оттолкнул меня.

— Ты ведь знал, знал! — кричала я, глотая злые слезы. — Ты обещал несложную работу, а чем все кончилось? Убийством? Я не желаю принимать участие в делах, которые связаны с убийствами!

До сих пор не представляю, как это неповоротливый Карен, этот хронический почечник опередил меня.