Сначала меня стошнило, а потом я все-таки потеряла сознание. Впрочем, не уверена, что все произошло именно в такой последовательности. Не знаю, сколько продолжалось мое забытье, но, встав, я сразу наткнулась на Карена. Он лежал в кровавой луже, распахнувшийся халат открывал его пухлое, отечное тело. Мне пришлось через него переступить, чтобы подойти к двери. Тут я вспомнила, что прежде ее еще нужно отпереть ключом, лежащим в кармане халата Карена.

Я посмотрела на него, и меня вырвало еще раз, теперь желчью. Рот наполнился горечью, мокрое пятно расползлось по шубе, я даже не успела наклониться. Кровь по-прежнему вытекала из горла Карена, хотя уже медленно, и я чувствовала себя как на бойне. У меня не было другого выхода прижимая ладонь к губам и сдерживая позывы к рвоте, я подошла к распростертому телу, пытаясь не вступить в густеющую на глазах лужу.

Но я все же выпачкалась в его крови, поскольку Карен лежал лицом вниз и мне пришлось вытягивать из-под него полы халата, чтобы добраться до кармана. Наконец я достала ключ и вытерла руки подкладкой собственной юбки. В замочную скважину я попала ключом уж не знаю с какой попытки, отворила дверь и… сразу же попала в чьи-то крепкие объятия. Странно, но это был Тим. Что он здесь делал? Я не успела ничего сказать или спросить, потому что он, заглянув в квартиру, сразу же потащил меня за собой по лестнице вниз. Я неслась за ним, мотаясь во все стороны, как баржа на буксире. На улице он запихнул меня в машину, точно полено в печь, и рванул с места на бешеной скорости.

ГЛАВА 14

Мы ехали, как мне показалось, страшно долго. И за все время ни Тим, ни я не проронили ни единого слова. Впрочем, саму поездку я помню отрывочно. В памяти сохранился только шелест шин на ровном шоссе, равномерный гул двигателя — и больше ничего. Наверное, я погрузилась в состояние, близкое к летаргическому сну, и выпала из реальности. Время превратилось в бесконечную резиновую кишку, по которой безостановочно неслась моя испуганная душа.

Я все еще находилась на грани сна и яви, когда автомобиль остановился на площадке, окруженной деревьями. Я даже не могла предположить, что мы выехали за город. Потом сквозь пелену забытья сознание зафиксировало отдельные детали: высокое металлическое ограждение, большой дом, дубовая дверь, лестница, ковры на стенах… Было ли все это, или только померещилось, кто теперь ответит?

Тим довольно бесцеремонно втолкнул меня в просторное помещение — то ли в холл, то ли в зимний сад. С этого момента я уже начала немного ориентироваться во времени и пространстве. Сначала я увидела режиссера, того самого мэтра, в фильме которого я снялась в первый и последний раз в жизни. Вадим Николаевич Корчинский сидел в кожаном кресле, положив бледные пухлые руки на подлокотники, причем на темном фоне они выглядели безжизненными. Лицо его также показалось мне неестественно бледным, зато темные глаза — все такие же дерзкие, полные презрения и немого вызова — немедленно впились в меня, точно крючья верхолаза в отвесную стену. Я тоже буравила его взглядом в надежде понять, куда и зачем загнала меня судьба на этот раз. Мы так и замерли, уставившись друг на друга, как два боксера на ринге в ожидании удара гонга к началу боя. В иной обстановке подобная сцена, наверное, выглядела бы забавно, но не сейчас. Пауза тянулась долго и томительно, мне никак не удавалось уйти от его глаз, одновременно притягивающих и отталкивающих, которыми он впитывал в себя, как губкой, мой страх и мою растерянность.

Наконец я сделала над собой усилие, обернулась и увидела Рунова. Он стоял, подперев плечом дверной косяк и скрестив руки на груди, какой-то совершенно чужой и незнакомый.