– Так вот, с тех пор это у меня девиз: «Настоящему индейцу завсегда везде ништяк»!

– Ты это к чему, Пашенька?

– Тетка, я, по ходу, слышал тот же разговор, что и ты. Только ты была выше на пролет, а я ниже… И я проследил, чтобы этой лярвы духу здесь не было.

– Но ее отсутствие ничего не отменяет, Пашка.

– Чего не отменяет? – не понял он.

– Ее присутствия в жизни Андрея. А это так мерзко… и так больно…

– Ты поплачь.

– Слез почему-то нет… Комок в горле стоит… а плакать не получается… И ведь надо еще выдержать эти поминки…

– Настоящему индейцу… сама знаешь!

– Но я-то не индеец, Пашенька!

– Ты не индеец? Да ты самый индейский индеец из всех, кого я знаю!

– Понимаешь, тут ведь все будут говорить, какой он был замечательный, без страха и упрека… И я тоже в это верила…

– Просто потому, что хотела верить, – тихо проговорил он.

– Пашка, ты еще что-то о нем знаешь?

– Да нет… что ты… – как-то вяло и совершенно неубедительно пробормотал он.

– Пашка, лучше скажи!

– Да нечего мне говорить. Все, хватит нам тут шушукаться, а то злые бабы еще подумают, что у нас в семье инцест.

– Совсем сдурел?

– Нет, просто уже маленько знаю баб…

Но тут на балкон вышла сестра.

– Пашка, ты чего тут Ладе голову дуришь?

– Ничего я не дурю! Просто объясняю кое-что.

– Небось насчет индейцев? – улыбнулась Ксюша.

– Именно!

– И как, помогает?

– Кажется, да, помогает… – сказала я. И пошла к гостям, как на Голгофу.

…Я пережила это день, наверное, просто потому, что я живучая. И сработал инстинкт самосохранения. Я просто застыла. Похоже, никто этому особенно не удивлялся, только мама поглядывала на меня с тревогой, да Пашка, сидевший напротив, глазами подбадривал меня. До чего же золотой парень…

Наконец, гости ушли, правда, перемыв всю посуду. Остались только мама и Ксюша. Они решили, что переночуют у меня.

Когда мы привели все в порядок, мама сказала:

– Девчонки, я умираю с голоду. Мне на поминках всегда кусок в горло не лезет. И тебе, Ладошка, надо что-то съесть, а то еще хлопнешься в обморок. Ксюня, достань там что-нибудь из холодильника.

Сестра быстро накрыла стол на кухне.

– Ладошка, говори, что стряслось! – потребовала мама. – Ты даже на девятинах была совсем другая.

– Мам, – вмешалась Ксюха, – ты же понимаешь – сорок дней – это все-таки этап…

– Да ладно, я что, свою дочь не знаю? Скажи, ты узнала об Андрее что-то плохое? Да?

– Мама! – всплеснула руками Ксюша.

– Да что мама! Я знаю, что говорю!

– Мама, но откуда… – прошептала я.

– Да он же был тот еще кобель, твой любимый Андрюшенька.