«Боюсь, что это ты не захочешь меня слушать после того, как узнаешь обо всем».

Потом Дэвид заговорил о хоккее и объяснил мне правила игры.

– Я бы хотел играть в хоккей, но это невозможно – даже просмотр матчей по кабельному телевидению отнимает у меня столько нервов! Но подростком я много играл – даже выступал за «Юных звезд Нью-Хейвена», – гордо объявил он, когда нам принесли горячее. – Я достиг высшего момента в своей карьере, когда мы победили в чемпионате среди юниоров Новой Англии. В тот же день мне исполнилось пятнадцать – никогда этого не забуду. – Дэвид взял вилку. – Да, двадцать первое марта 1982-го…

– Твой день рождения двадцать первого марта? – эхом откликнулась я.

– Да. А что?

– Ничего…

– Эта дата что-то значит для тебя? «Именно в тот день произошло…»

– Нет. Нет… гм… ничего особенного. Просто это первый день весны.

– Да. А когда твой день рождения?

– Семнадцатого августа.

– О, уже скоро. Я приглашу тебя на ужин, ладно? «Нет, этому не бывать. Вскоре ты меня возненавидишь».

– Меня тянет к тебе, Миранда, – неожиданно признался Дэвид. Кровь снова прилила к моему лицу. – Я чувствую, что у тебя в голове так много всего происходит. Мне трудно найти этому точное определение, но, кажется, в тебе есть что-то интригующее.

«Да, это так. Именно поэтому мы и встретились».

– Ты такая… – продолжил он, прищуриваясь, – таинственная. И в то же время общаться с тобой очень просто. Я люблю говорить с тобой. Возможно, я утомляю тебя своими рассказами, но, когда мы вместе, я просто не могу иначе.

Я взяла в руки чайную розу, одиноко стоявшую в вазе.

– Но мне бы хотелось больше узнать о тебе. О твоей жизни. Может, поговорим о твоих друзьях, о твоей семье?

Я рассказала Дэвиду о разводе родителей и о Хью, о моих сестрах и о Дейзи, а также о папином возвращении в Англию.

– А у тебя хорошие отношения с обоими родителями? – спросил Дэвид.

– Теперь – да, в большей или меньшей степени, а вот раньше было иначе. В юности я пережила довольно… тяжелый период.

«Ни слова больше – оставь все как есть!»

– Что, в юности ты была несчастлива? Мой пульс явно участился.

– Ты совершила какие-то ошибки?

– О… думаю, я просто была… бунтаркой.

– По какой-то конкретной причине?

– Наверное… это из-за того, что родители оставили меня. Папа уехал в Штаты – признаюсь, я была этим сильно огорчена, а мама снова вышла замуж, и ей стало не до меня. Но теперь, – я пожала плечами, – у меня неплохие отношения с родителями. Но я никогда не поверяю им своих тайн.

– Вот как?

– Да. Свою личную жизнь я с ними не обсуждаю.

– Но почему?

– Думаю, у меня нет и никогда не было такой привычки. Родители ведь даже не знают, почему я разорвала помолвку.

– Да ты что? Такое трудно держать при себе. Но, вероятно, пережитое тобой было очень мучительно, и ты просто хочешь об этом забыть. Что ж, вполне естественное чувство. – Он выглянул в окно. – Я тебя понимаю.

Я посмотрела на профиль Дэвида – римский нос, сильный, прямой подбородок, плавная линия кадыка…

– Я тебя прекрасно понимаю, – негромко повторил он.

Из-за его плеча я заметила трех подростков – они плелись по улице, сунув руки в карманы.