— В кого они стреляют, как думаешь? — поинтересовался Володя.

— Не в собак, точно, — Ответил Осокин. — Может быть, конкуренты?

— Вряд ли, — покачал головой «кашемировый». — Не думаю, что сейчас во всем городе сыщется еще одна стихийная группа, которая могла бы сравниться с нашей. Скорее, это что-то другое. Военные или милиция.

— Значит, власти уже близко, — оживился один из чиновников. — Вот видите, — громко крикнул он. — Я же говорил, нас скоро спасут! Поздравляю, товарищи!

Подбежавший охранник остановился на расстоянии метра, навел на людей автомат.

— Всем на пол, мордами вниз! Живо! — Пленники послушно попадали лицами на пол. — Хоть слово кто-нибудь вякнет — пристрелю!

Стрельба стихла через минуту. Охранник, скомандовав: «Лежать смирно, падлы», пошел узнать, чем все закончилось.

— Черный человек, — негромко сказал Гордеев. — Я думаю, это был черный человек.

— Кто? — не понял Осокин.

— Черный человек, — ответил Гордеев. — Мы видели его сегодня возле школы. Он живет среди собак.

— Ерунда, — оценил Миша. — Это были солдаты или милиция, точно.

— А почему тогда не было слышно звука двигателей? Военные приехали бы на бэтээрах! — сказал патрульный Володя. — Или на машинах, на худой конец. Не могли же они заявиться пешком?

Вопрос так и повис в воздухе.

— Мне лично без разницы, милиция, военные, черный человек, хоть сам папа римский, — вздохнул бородатый, устраиваясь на матраце и натягивая до подбородка куртку. — К утру нас здесь уже не будет. Верно, Мариш?

Худенькая покорно чмокнула его в заросшую щеку.

Стрелявшие вошли в магазин, створки закрылись.

— Отбой! — гаркнул кто-то от дверей. — Всем спать!

14 сентября. День третий

Ночью ветер гнал по улицам скомканные газеты. Те шелестели грязными страницами и ползли куда-то в потемках, словно подраненные птицы.

Они проплывали через пустынные улицы, спеша по каким-то своим вполне определенным делам. Была в их движении кошмарная, совершенно живая целеустремленность. В отличие от тех, спрятавшихся в темноте, они не могли причинить никому вреда, но все-таки отвлекали внимание.

Завидев такое вот «пятно», скользящее по темно-серому асфальтовому шоссе, группа людей, продвигающаяся по Ленинградке от окраины к центру, застывала на месте. Их было пятнадцать человек. У всех автоматическое оружие, рации. На каждом бронежилет. Лица скрыты приборами ночного видения.

Группа являлась головным дозором. Основной отряд — десяток БТР и два грузовика с солдатами — шел на полкилометра позади. Колонна была еще в районе «Динамо», когда разведгруппа подошла к площади Тверской Заставы.

Здесь пахло расплавившимся гудроном, гарью и бензином. А еще разлагающимися на жаре телами и протухшей кровью. Жуткий, омерзительный запах смерти.

Спустившись с моста, старший подал знак остановиться и присел на корточки, озираясь. За домами он увидел белые призрачные столбы света: военные вертолеты прочесывали город, освещая улицы мощными прожекторами. Старший пощелкал тумблером передатчика, настраиваясь на нужную волну. Поймал, и тотчас же эфир взорвался градом сообщений:

— Борт Два ноль один, вижу большую стаю на Пушкинской. Голов сто — сто пятьдесят.