|
Ты помнишь, что ты всегда был особенным мальчиком. Когда-то в древние времена за далёкими морями жило целое племя собакоголовых людей-дикарей. Марко Поло описывал их в своей книге. Все они были со временем истреблены и замучены, но один навсегда вошёл в историю как святой Христофор. Он принял христианство и стал покровителем путешественников. До Средних веков его так и изображали с собачьей головой, потом церковники испугались, что их паства поклоняется не святому, а собаке, и стали уничтожать все собакоголовые изображения святого. Но кое-где фрески настоящего Христофора остались целыми. Их можно увидеть. Ты у меня не такой. Не собакоголовый урод. Ты — красавец, умница, ты дог в человеческом обличим. Преданный своей семье, как собака, честный, верный, благородный сын любви. И поэтому ты сразу уловил, что твоя мать стала другой и никогда уже не будет прежней. Ты учуял, что в дом пришла беда, но только вот не разобрался и чуть не наломал дров. К счастью, не наломал. А мы с папой Димой наломали.
Женщина останавливается, замолкает, набирает в лёгкие воздух, словно готовится нырнуть. Лампа качается, тени шарахаются в разные стороны. В том, что женщина врёт, Ваня ни на секунду не сомневается. Врёт подло, пытаясь вывести его из себя, лишить возможности трезво мыслить, бьёт его в самое больное место — в детские страхи и обиды. Чем чудовищнее ложь, тем скорее в неё поверят, — так, вроде бы, Геббельс говорил. Хороший у твари учитель. Пару лет назад заявление о собачьем родстве имело бы хоть какие-то шансы его расстроить, но теперь у Ивана стойкий иммунитет. Только ведьма о нём не знает. Потому что это его и мамина тайна. Год назад мама попросила Ивана съездить с ней в Выборг навестить знакомую собачницу. Ваня никогда не был в старом Виппури и с радостью согласился. Поехали без папы Димы, отправившегося на рыбалку. Там, в Выборге, на городском кладбище, едва сдерживающая слёзы мама познакомила его с отцом. Потом мама плакала, сидя на низенькой скамеечке рядом с ухоженной могилой, на чёрном гранитном памятнике которой золотом вывели «Любимому сыну Володе Родионову», а Иван обнимал её за плечи, пытался успокоить и чувствовал себя старше и сильнее её. А мама всё плакала и просила у него прощения, и рассказывала, рассказывала… Если бы не социальные сети, она бы так ничего и не узнала о Вовке. Думала, что он навсегда ушёл из её жизни, а оказалась, что он давно ушёл из своей. Однажды поздним вечером, как всегда консультируя коллег в блогах для собачников, она из любопытства зашла в только что появившиеся «Одноклассники» и, ругая себя, попыталась найти Вовка, хотя бы посмотреть, как он сейчас выглядит, а когда нашла фото их общего приятеля рядом с его могилой, поняла, что должна всё рассказать сыну Только папе Диме просила пока ничего не говорить, «отец ведь не тот, кто родил, а тот, кто воспитал». Правильно получается просила… — Я ненавижу свою сестру! — срывается на крик женщина и сразу становится видно, что сейчас она не врёт. — Она всегда была грязной сучкой. Портила мне жизнь. Зачем она вообще родилась? Приползла, змеюка, прощения просить. Вся такая жалкая. «Я так долго тебя искала, — говорит, — чтобы за всё извиниться». Знала, что ей нельзя верить, а повелась, как последняя дура. Пустила её в дом. Пошла с утра собак выгулять, помнишь, у нас ризены гостили, когда ты в лагерь уезжал? Иван машинально кивает головой. — Забыла поводок у кровати. Возвращаюсь, а эта дрянь уже к папе Диме спящему в постель забралась голая. Хотела, чтобы он со сна нас перепутал, а потом его у меня увести. Ну, я её за волосы с кровати стащила и отмудохала собачьим поводком по спине, чтоб к чужим мужьям не пристраивалась. Лицо мальчика искажает гримаса отвращения. — Прости, Ваня! Так вот, стала я дрянную сестру выпроваживать, а она меня шантажировать взялась. |
