Холодный ночной воздух охватил обнаженное тело. Взяв нож, подняла его к звездам.
— Кернуннос, Эпона, всемогущий Луг! — Громко прокричала она заклинания, но не на местном наречии и не на жреческом пуническом, а на языке королевства Озисмия, население которого составляли кельты и потомки людей Древней расы. Потом так неуклюже ткнула ножом в птицу, что та задергалась и запищала. Рыдая, Нимета взяла себя в руки и отрезала малиновке голову. Себе же недрогнувшей рукой нанесла глубокую рану. Затем нагнулась и выдавила кровь из раны на груди в кровавую лужу, вытекшую из жертвенной птицы.
Рассветные лучи спрятали большинство звезд. Луна побледнела. Лишь несколько звездочек освещали западные отроги гор и развалины Иса.
Перейдя лужайку, Нимета подошла к Нимфеуму. На росистой траве отпечатались неровные следы. Принцесса вспугнула павлина, спавшего возле ограды. В утренней тишине крик его показался оглушительным.
На крыльце появилась женщина в плаще с капюшоном. Спустилась по ступеням. Девушка замерла, открыв в изумлении рот. Руна встала перед ней. Тишину нарушало лишь взволнованное дыхание Ниметы, поднимавшееся белой струйкой в прохладном воздухе.
— Иди за мной, — сказала жрица. — Быстро. Скоро все проснутся. Они не должны видеть тебя такой.
— К-какой? — пробормотала весталка.
— Вымотанной, растрепанной. В грязном, рваном, запачканном кровью платье, — отчеканила Руна. — Кому сказала, пойдем.
Подхватив девушку под руку, потянула ее в сторону. Они пошли к раскидистой липе возле священного пруда. Иней выбелил идола, стоявшего перед деревом.
— Что на тебя нашло? — требовательно спросила Руна.
Нимета озадаченно покачала головой:
— Н-не понимаю, что вы имеете в виду.
— Ты прекрасно все понимаешь. Безрассудство совсем лишило тебя ума.
Лицо Ниметы утратило всякое выражение. Жрица продолжила:
— Я за тобой наблюдала. И если бы не дела, свалившиеся на меня в эти трагические дни, я усилила бы контроль и выяснила, что ты затеваешь. Мне сразу показалось странным, что в отличие от других девушек ты ни разу при всех не зарыдала и вообще замолчала, что совершенно противоестественно. И в твою историю с птицей я тоже не поверила. Ты сказала, что поймала ее в силок, чтобы держать в своей комнате в клетке. А вчера вечером и твоя птица, и ты сама исчезли. И сейчас ее при тебе нет. К тому же на тебе сейчас венок Белисамы. Ведь я тебя знаю не первый день. Мне было девять лет, когда ты родилась. Подрастала на моих глазах. Можно подумать, я не помню, какая в тебе кровь. Целеустремленностью ты пошла в отца, а способностью к колдовству — в мать. С тех пор, как случилась беда, я каждый вечер перед сном заглядывала в твою комнату, чтобы удостовериться… да ты ведь хитрая, ты знала это, разве не так? И выжидала. В эту ночь я плохо спала, а когда заглянула еще раз, тебя уже не было. Куда ты ходила? И какой ответ получила? Кто тебе явился?
Девушка вздрогнула.
— Кто? — спросила она невыразительно. — Никто. Не помню. Я была не в себе.
Руна посмотрела на нее долгим взглядом. Пятнадцатилетняя Нимета была худой, почти плоскогрудой. Высокие скулы, нос с горбинкой, большие зеленые глаза, грива прямых ярко-рыжих волос, белая кожа со склонностью к веснушкам. Обычно она держалась прямо, но сейчас, обессилев, сутулилась.
— Ты искала богов, — сказала Руна очень тихо.
Нимета подняла глаза. В них что-то дрогнуло.
— Да. — Голос ее, охрипший от плача, стал тверже. — Сначала я обратилась к Ахес. Просила ее замолвить за нас слово перед Ними. Не перед тремя богами Иса, хотя я и сплела венок, чтобы напомнить Старым богам о нашей земле. |