Для воина он был уже не молод: седые редкие волосы на голове, почти белая борода. К давним шрамам прибавились глубокие раны и ссадины, полученные в сегодняшнем бою. Порванная туника висела на худом теле, однако на шее и руках поблескивало золото. В лице его было что-то ястребиное.
— Неужели это он самый? — сказал он на латыни. Слова эти, произнесенные с легким акцентом, и само построение фразы прозвучали, как музыка. Он улыбнулся щербатым ртом. — Сражались вы замечательно. Не стыдно и потерпеть поражение от такого, как вы.
Изумленный Саломон невольно спросил:
— Кто вы такой?
Покрытое шрамами лицо выразило обиду.
— Недостойно смеяться над человеком, попавшим в беду. Боги осуждают это.
Верания, вспомнил он, говорила, что варвары не такие уж дикие звери, как принято считать. Очень может быть, что они когда-нибудь придут к Христу.
— Прошу прощения, — ответил Саломон. — Вы так меня измотали, что я не помнил себя.
Человек рассмеялся. Смех был звонкий, как у мальчика. Друзья посмотрели в его сторону.
— А, ну так-то лучше. Я Вайл Мак-Карбри из Миды. Вам повезло, ведь это я привел сюда войска из Эриу.
— Как? — Удивительное везение. Хотя нет, народ его ни за что его не опозорит и не предложит за него выкуп. И все же… — Я командую здесь армориканцами. Зовут меня Саломон, сын Апулея. Наш правитель, Грациллоний, сейчас в отъезде, иначе он встретился бы с вами.
— Я это знал, — сказал Вайл. — Поэтому мы сюда и пришли. Никак не ожидали, что молодой волк будет сражаться так же упорно, как старый.
— Вы знали? Но откуда же? Может, колдовали?
Вайл лукаво улыбнулся.
— Так я вам и скажу.
— А ну говори! — прорычал Эвирион.
Вайл посмотрел ему в глаза и спокойно сказал:
— Ваши римские пытки лишь плотнее закроют нам рты.
И обратился к Саломону:
— Давайте заключим друг с другом сделку. Как вождь с вождем.
Черты лица его в наступавшей темноте можно было различить с трудом.
— Говорите! — сказал Саломон и внезапно почувствовал, как похолодало.
— Я отвечу на ваши вопросы при условии, что они не нанесут урон моей чести или чести моего короля, до той поры… — Вайл посмотрел на восток. — …пока на небе не появятся семь звезд. Считаю, что поступаю справедливо. В эту пору они появятся еще не скоро. Затем вы можете отрубить нам головы.
— Вы что же, с ума сошли?
«Наверное, так заведено у варваров».
— Нет, и я говорю от имени вот этих парней. Они молоды, а я уже прожил жизнь. К тому же я пережил своего короля. Ведь если вы нас не казните, то сделаете рабами, так? Заставите вскапывать ваши поля и вертеть жернова на мельницах. Так как наши будущие владельцы будут нас бояться, то, возможно, выколют нам глаза или кастрируют, а нам не повезет, и мы останемся в живых. Давайте договоримся: я отвечу на ваши вопросы в обмен на нашу свободу. Готовы поклясться всеми нашими богами. Ну, так что? Принимаете наши условия?
— Соглашайся, — прошептал Эвирион на ухо Саломону. — Это лучшее, что мы можем сделать. Только не позволяй ему болтать вздор до истечения времени.
Саломон облизал пересохшие губы. Пульс у него частил.
— Хорошо, Вайл, — сказал он. — Клянусь Иисусом Христом и надеждой на спасение и своей честью.
— А я — головами своих предков, триединой Моригу, своей честью и честью своего короля Ниалла.
— Ниалл! — воскликнул Саломон.
Голос Вайла зазвенел:
— Многие годы был я его соратником, а он — моим королем, отцом, дорогим братом. |