Едва завидев появившегося в управлении Монтальбано, Мими Ауджелло, в которого словно дьявол вселился, налетел на него, как ураган:

– Где ты был? Куда тебя черти носили? Куда подевались остальные? Это что, по‑твоему, нормальное поведение, мать вашу за ногу?

Должно быть, он и в самом деле разозлился, раз уж начал выражаться так энергично, – за три года, что они работали вместе, ни разу комиссар не слышал, чтоб его зам выругался. Нет, однажды: когда один сукин сын выстрелил в живот Торторелле, он реагировал точно так же.

– Мими, да что тебя разбирает?

– Как это, что меня разбирает? От страху чуть не помер тут!

– От страху? Какого страху?

– Сюда звонили по крайней мере шесть человек. Подробности рассказывали каждый раз разные, а суть одна: огневой конфликт с ранеными и убитыми. Один сказал – бойня. Тебя дома нет, Фацио и остальные пропали на служебной машине, никому ничего не сказали… Я подумал, что дважды два – четыре. Я не прав?

– Да нет, прав. Только злиться ты должен не на меня, а на телефон, вина‑то его.

– А телефон‑то здесь при чем?

– А очень даже при том! Потому как на сегодняшний день телефон, он даже в каком‑нибудь задрипанном курятнике в любой деревне есть. И что делает народ, когда телефон у него под рукой? Звонит. Расскажет тебе что есть и чего нету, что может быть и чего даже и быть‑то не может, что кому‑то во сне приснилось, как в пьесе Эдуардо, как ее там, ах вот, «Голоса изнутри»: раздует, уполовинит, и вечно без указания своего имени и фамилии. Звонят по номерам, где можно нести любую несусветицу – и никакой ответственности!  А эксперты по мафии меж тем то‑то радуются: на Сицилии исчезает круговая порука, исчезает пособничество, уменьшается боязнь! Ничего не уменьшается, увеличиваются только счета за телефон.

– Монтальба, не дури мне голову своей болтовней! Это правда, что есть убитые и раненые?

– Ничего не правда. Не было никакого конфликта, стреляли мы только в воздух, Галлуццо сам себе нос разбил, и этот сдался.

– Этот – кто?

– Один скрывавшийся от правосудия.

– Ясно, но кто?

Появление запыхавшегося Катареллы избавило его от необходимости что‑то отвечать.

– Дохтур, тут у телефона будет до вас синьор начальник полиции.

– Потом скажу, – ответил Монтальбано, мгновенно исчезая в своем кабинете.

– Дорогой друг, я звоню, чтобы принести вам живейшие поздравления!

– Спасибо.

– Это большая удача.

– Нам повезло.

– Кажется, тот, о ком мы говорим, – фигура гораздо более крупная, чем он из себя изображал.

– Где он сейчас?

– По дороге в Палермо. Антимафия так решила, ничего нельзя было поделать. Ваши люди не смогли даже остановиться в Монтелузе, должны были проследовать дальше. Я им добавил машину охраны с четырьмя моими.

– Значит, вы не разговаривали с Фацио?

– Нет, не было ни времени, ни возможности. О происшедшем не знаю почти ничего. Потому я был бы вам благодарен, если сегодня после обеда вы смогли бы зайти ко мне на службу и изложить мне все в деталях.

«Вот в чем загвоздка», – подумал Монтальбано, вспоминая монолог Гамлета в одном переводе девятнадцатого века. Но ограничился лишь вопросом:

– В каком часу?

– Скажем, к пяти. Ах да, Палермо рекомендует держать операцию в строжайшем секрете, по крайней мере пока.