– Знаешь, чего он от меня хочет?

– Не‑е, понятия не имею и иметь не хочу. Он сказал, чтоб ты не сомневался – можешь на него положиться, как на родного брата.

«Как на родного брата» – эти слова мало того что не успокоили Монтальбано, наоборот, у него по спине поползли противные мурашки: все знали, что из трех – или пяти – убийств Тано первым шло убийство старшего брата Николино, сначала задушенного, а потом, в соответствии с какими‑то таинственными правилами, аккуратно освежеванного. Им овладели черные мысли, которые стали, если это возможно, еще чернее, когда Джедже шепнул, положив ему руку на плечо:

– Ты будь начеку, Сальву, это сам черт.

Он уже возвращался домой и ехал медленно‑медленно, когда машина Джедже, следовавшая за ним, несколько раз мигнула фарами. Он посторонился, Джедже подъехал и, высунувшись в окошко со стороны Монтальбано, протянул ему пакет.

– Забыл печенье.

– Спасибо. А я‑то было подумал, что это предлог, твоя легенда.

– Что ж я тогда? Обманщик, что ли?

И нажал на газ, обидевшись.

Комиссар провел такую ночку, что впору обращаться за медицинской помощью. Первым его поползновением было позвонить начальнику полиции, разбудить его и сообщить ему все, застраховавшись от любых возможных неожиданностей, которые в этом деле могли возникнуть. Однако Тано Грек, как ему передавал Джедже, высказался в данном отношении недвусмысленно: Монтальбано должен был молчать и на встречу явиться один. Тут, однако, глупо было играть в казаки‑разбойники, служебный долг предписывал ему поставить в известность начальство, детально разработать с ним вместе операцию по задержанию, может даже с помощью большого подкрепления. Тано находился в бегах почти десять лет, а он спокойненько идет себе с ним повидаться, вроде как с дружком, вернувшимся из Америки? И думать нечего, не тот случай! Шефа нельзя не уведомить. Монтальбано набрал домашний номер своего начальника в Монтелузе, центре провинции.

– Это ты, милый? – спросил голос Ливии из Боккадассе, провинции Генуи.

Монтальбано на мгновение лишился дара речи, – видно, инстинкт его противился разговору с начальником полиции, заставив ошибиться номером.

– Извини меня за прошлый раз, мне неожиданно позвонили, и я вынужден был уйти.

– Ничего, Сальво, знаю, что у тебя за служба. Это ты извини меня за вспышку, я тогда так надеялась с тобой поговорить.

Монтальбано глянул на часы, у него было по крайней мере три часа до встречи с Тано.

– Если хочешь, можем поговорить сейчас.

– Сейчас? Прости, Сальво, я не в отместку тебе, но лучше нет. Я приняла снотворное, у меня глаза слипаются.

– Ладно, ладно. До завтра. Я тебя люблю, Ливия.

Голос Ливии мигом переменился, она тут же проснулась и заволновалась.

– А? Что случилось? Что случилось, Сальво?

– Ничего, а что должно было случиться?

– Ну нет, дорогой мой, чего‑то ты темнишь. Тебе придется делать что‑то опасное? Не заставляй меня тревожиться, Сальво.

– Ну как это такие дурацкие мысли тебе только приходят в голову?

– Скажи мне правду, Сальво.

– Я ничего опасного не делаю.

– Не верю.

– Да почему, господи боже ты мой?

– Потому что ты мне сказал: я тебя люблю, а с тех пор, как мы с тобой знакомы, ты говорил это только трижды, я считала, и каждый раз по какому‑нибудь особому поводу.

Не было иного способа увильнуть от вопросов Ливии, как закончить разговор, иначе это продолжалось бы до утра.

– Пока, милая, спокойной ночи. Не выдумывай глупостей. Пока, я должен опять уходить.

Ну и как теперь убить время? Он постоял под душем, прочитал несколько страниц книги Монтальбана, мало чего понимая, послонялся из комнаты в комнату, то поправляя висевшую криво картину, то перечитывая какое‑нибудь письмо, квитанцию, какую‑нибудь запись для памяти, а то трогая все, что попадалось под руку.