Да я сам себе противен: мясо не ем, медовуху не пью, никого за день не укусил, хотя поводов было предостаточно. И вообще, чувствую себя отвратительно спокойно, расслабленно и миролюбиво.
Некоторое время мы сидели молча, но тут Селистенка внимательно посмотрела на меня, потом на Шарика, после опять на меня и расплылась в очаровательной улыбке. На милом личике засияли маленькими огоньками ее уже практически восстановленные веснушки.
- Слушайте, а я, кажется, поняла, что случилось.
- Чуть больше трех лет назад я встретил тебя, - пожал я плечами.
- Сейчас не об этом, - мурлыкнула Селистена и подарила мне еще одну очаровательную улыбку. - Я о твоем странном поведении. Это всё Золотуха виновата!
- Ну да, а кто же еще? - не стал отрицать я. - Влезла в самый ответственный момент, вот и получила.
- Да нет, ты не понял, - продолжила моя солнечная. - Судя по всему, она передала тебе некоторые свои качества. Ведь все знают, что добрее собаки в городе не сыскать. Отсюда и твое миролюбие, и нежелание пить медовуху и есть жирную жареную пищу. Насколько я помню, мне в княжеском тереме рассказывали, что она в основном питалась кашей и творогом. Ну иногда еще рыбой.
- То есть всей той лабудой, которую раньше предпочитала ты, - ехидно уточнил я.
- То есть полезной и правильной пищей, - не осталась в долгу Селистена.
На эту тему мы могли спорить долго, и, зная это, нас остановила Кузьминична.
- Погоди, погоди, - влезла между нами старая нянька, - скажи-ка, а когда-ты был Шариком, то почувствовал в себе какие-нибудь изменения?
- Да в общем-то нет, - немного поразмыслив, выдал я.
- Это потому, что они похожи, - тут же влезла неугомонная Селистена.
- Точно, - согласилась Кузьминична. - Оба кобели.
Только я хотел высказаться в свою защиту, как меня опередила невеста:
- Это раньше Дарюша был кобелем, а теперь он совсем другой, он теперь су…
- Только не надо называть меня этим словом, - остановил я солнечную, пока она не совершила оплошность, - применительно к людям оно звучит некрасиво.
- Всё равно ты у меня самый лучший, - мурлыкнула мелкая.
- Что правда, то правда, с этим я спорить не буду.
- Видно, Золотуха тоже была лишена чувства скромности, - подковырнула меня Кузьминична. - Ладно, ребята, уже поздно, давайте-ка ложиться, а утром, на свежую голову, и решим, что нам делать с этой поганкой.
Предложение старой няньки было принято всеми на ура, и вся наша странная компания: две собаки и молодая девица с посохом колдуна - отправилась спать.
Собаки-то, конечно, две, но из них всё же один человек. И именно этому человеку (ну то есть мне, конечно) позволялось спать на кровати. Хотя если быть честным, я ни у кого и не спрашивал разрешения залезть на огромную боярскую кровать. Чтобы я, великий колдун, спал на коврике? Да никогда! Теперь не те времена, знаете ли.
Причем хочу заметить, что улегся я не в свой комнате, а в покоях Селистены. Хоть какая-то польза от собачьего обличья. Был бы человеком, Кузьминична ни за что бы ни позволила ночевать вместе до свадьбы. А сейчас пожалуйста, ни слова не сказала.
Шарик, глядя на то, как я устроился, тоже попытался последовать моему примеру, но был решительно изгнан на свой коврик. Нечего по чужим кроватям шастать, третий, как всем известно, лишний. |