Кроме этих произведений, в «Собеседнике» были еще следующие статьи, относящиеся к языку: «Сумнительные предложения одного невежды, желающего приобресть просвещение»[43 - Статья принадлежит П. С. Батурину (см. публикацию Б. Л. Модзалевского «Записки П. С. Батурина». – Голос минувшего, 1918, № 1–2, с. 65).], где он делает несколько заметок на «Фелицу» и на некоторые другие стихотворения, помещенные в I части «Собеседника». В подстрочных примечаниях к его критике Державин и Богданович представили свои опровержения, которые оставили автора критики совершенно в дураках. Например, он замечает, что нельзя сказать: нежить чувства. Державин отвечает: «Если нет у г. Невежды прекрасной женщины, которая бы приятными своими объятиями нежила его осязание, то не благоволит ли он приказать себя кому хорошенько ожечь или высечь. Когда сие ему сделает хотя небольшую боль, то вероятнее всех ученых доказательств из собственного своего опыта познает он, что оскорблять чувства, следовательно, и нежить, – можно»[200 - «Соб.», ч. IV, стр. 13.]. Вероятно, испуганный таким тоном, невежда более не являлся в «Собеседник» с своими сомнениями. По поводу предисловия к «Истории Петра Великого» написано прошение к гг. издателям, чтобы они не отягощали публику сочинениями, которые писаны языком неизвестным; в прошении есть и разбор некоторых фраз, не согласных с духом русского языка[201 - «Соб.», ч. VIII, ст. IV.]. В той же книжке «Собеседника» помещено письмо[44 - Автор письма – Екатерина II.], представляющее набор каких-то слов без смысла, в виде пародии на сочинения Любослова[202 - Ibid., ст. X.]. В последней книжке последней статьей помещено мнение о разделении российских согласных букв в рассуждении правописания з и с[203 - «Соб.», ч. XVI, ст. XII.]. Здесь решено то, что ныне и принято, т. е. чтобы пред твердыми писать з, а пред мягкими с. Только странно, что здесь твердые (б, д) называются мягкими, а мягкие (п, т), наоборот, твердыми. Есть еще в I части маленькая заметка о правописании слова драма.

Более значительны статьи Фонвизина: «Опыт российского сословника»[204 - «Соб.», ч. I, ст. XXIX; ч. IV, ст. XII; ч. X, ст. VIII.], с ответом на критику его против Любослова[205 - «Соб.», ч. III, ст. XI.], и «О древнем и новом стихотворении» Богдановича[206 - «Соб.», ч. II, ст. XVIII; ч. III, ст. II; ч. V, ст. III; ч. VIII, ст. II.]. Эти произведения, впрочем, так известны, что о них нет нужды говорить здесь, тем более что статьи Фонвизина заключают только определения слов, а статьи Богдановича состоят почти из одних выписок стихов Ломоносова.

Из произведений, имеющих предметом своим литературу, можно еще остановиться на письме Именотворителя[207 - «Соб.», ч. XIII, ст. II.]. Автор доказывает здесь важность имен в повестях особенно чувствительных. «Одно имя Моннимии и Аемониды, – говорит он, – в изобильные слезы нежную красавицу или сладкосердного молодца повергнет». Если же «сочинитель без вкуса станет описывать злосчастнейшие приключения, но называет героев своих Брандышевыми, Брандаусовыми и Клонтубасовыми, то впечатление теряется, и хотя никто оспорить не может, что Брандаусов и Клонтубасов имеют столько же права быть несчастными, как какого бы имени христианин ни был»[208 - «Соб.