Дисмас вручил ему палец святой Варвары. Глаза Фридриха набухли влагой. Он не спросил, сколько Дисмас заплатил за палец. Ему было не важно. Вместе они поместили палец в галерею, рядом с мощами других Святых помощников. В галерее Фридриха было сто семнадцать золотых и серебряных дарохранительниц, а Святые помощники имели для него особое значение, так как жили в Рейнской земле во время Черного мора. У раки с их мощами молились об избавлении от лихорадки и внезапной смерти, о прекращении головных болей, о горловых хворях, опухолях, туберкулезе, семейных раздорах, предсмертных искушениях и прочих невзгодах. С прибытием Варвариного пальца коллекция мощей Помощников наконец-то стала полной. Теперь молитвы, сказанные здесь, будут иметь еще бо́льшую силу, нежели раньше. И разумеется, цену на здешние индульгенции Фридрих сможет повысить. Деньги пойдут на кирпич для строящегося университета.

Следующие дни Фридрих и его поставщик реликвий провели в галерее, расставляя остальные базельские приобретения.

В галерее Фридриха было восемь залов. В первом хранились мощи святых девственниц, во втором – великомучениц, в третьем – святых исповедников (почетное место тут занимало ребро святого Себальда), четвертый и пятый, где размещались мощи мучеников, были забиты едва ли не под потолок и, признаться, и впрямь походили на костницы.

– Это напоминает оптовый склад, дядюшка.

Здесь главным экспонатом была мумия невинноубиенного младенца, привезенная Дисмасом из Святой земли.

В шестом зале хранились мощи святых апостолов и евангелистов, в седьмом – реликвии ветхозаветных патриархов, пророков, Святого семейства, Рождества и служения Христова. Тут была и солома из святых яслей, и полоска холста, в который пеленали новорожденного, и прядь из бороды Иисуса, и большой палец святой Анны, матери Марии, – самая первая реликвия, приобретенная Фридрихом на Родосе в 1493 году, когда он возвращался из паломничества в Святую землю.

Восьмой зал – святая святых галереи – служил хранилищем для реликвий страстей Христовых: кусок веревки, связывавшей Его руки, когда Он стоял перед синедрионом и Пилатом; обломки палки, которую Ему дали как шутовской посох; жила из плети, бичевавшей Его; пропитанная уксусом губка, что подали Ему на Кресте; обломки гвоздей, пронзивших Его стопы и запястья; и самая священная из святынь – щепа от Креста. Для Фридриха самым большим сокровищем был шип из тернового венца. Не просто шип, а именно тот, что впивался в лоб Иисуса. Трудно было, находясь в восьмом зале, не поддаться смятению чувств; редко кто из паломников оставался здесь на ногах, и почти никто не сдерживал слез.

Оба были знакомы Дисмасу. Ему нравился добродушный и остроумный Спалатин, который в беседе проявлял ученость без всякого намека на высокомерие. Спалатин обожал сплетни. С Кранахом все складывалось непросто: художник был неприветлив, обидчив, сух и весьма тщеславен, но при этом, бесспорно, обладал большим талантом и поразительным трудолюбием. Ему принадлежала чуть ли не половина Виттенберга, так что, возможно, самомнение его и было извинительно.

Их отношения не заладились несколько лет назад, когда Фридрих поручил Кранаху составить каталог коллекции святынь. В то время коллекция насчитывала (всего-то) пять тысяч предметов, но Кранах был не в восторге от такого задания. Он предпочитал писать портреты и расписывать алтари. Однако же поручения покровителя до́лжно исполнять.