Ему стало стыдно, что его, как зверя, поймала эта милая золотая девушка. Все в ней напоминало ему о давно забытом Таллите, его доме, и он не мог представить, что заставило его уйти. Он должен был вернуться, и девушка должна была уйти с ним, он был в этом уверен.
Он вскочил на ноги и поклонился, она рассмеялась.
— Простите, — сказал он и понял, что это первые слова, которые он произнес за долгое время.
— Что толку просить моего прощения? — возмутилась она, хотя улыбалась при этом, ее глаза смотрели на него с плохо скрываемым одобрением. — Это пекарня отца, не моя.
— Я… попрошу тогда у него прощения. Где я могу найти его?
— В таверне, — девушка нахмурилась, над ее курносым носом появилась морщинка. — Время обеда. У него перерыв.
— Почему тогда ты здесь?
— Время обеда, — повторила она. — У меня нет перерыва. У меня клиенты, — она прошла мимо него, схватила противень с золотисто-коричневыми пирожками, их края сияли маслом. — Я бы не переживала за отца, — сказала она, прижав противень к бедру. — Я не расскажу, а он про них и не вспомнит.
— Прости, — сказал он, опустив голову. — Я не хотел, — каждое слово звучало странно, хотя он говорил на языке, который не должен был знать.
Вдруг он подумал о своей внешности, он понял, что понятия не имеет, как выглядит. Он проснулся рядом с постаментом отца, ушел почти сразу же, желая оказаться подальше от башни. Он даже ни разу не посмотрел на свое отражение. Он знал, что его волосы рыжие, на глаза падали огненные пряди, когда летний ветер трепал их, но больше он ничего не знал.
— Ты был так голоден? — спросила она, перебивая его мысли, ее голос теперь был мягче, теплым и медовым.
Он не ответил, все еще стыдясь.
— Оставайся здесь, — приказала девушка, а потом покинула комнату с противнем, дверь за ней закрылась.
Вестник огляделся в поисках чего-то, способного отразить его, стряхивая с лица и одежды крошки. Он провел пальцами по волосам, приглаживая их, и ждал.
Она вернулась не сразу, он успел много раз сесть и встать, тревожно походить по комнате, боясь того, что принесет ее возвращение.
— Идем, — сказала она, открыв дверь. — Я приготовила тебе суп. Откуда ты? Как тебя зовут?
— Я… не знаю, — сказал он, вышел из пекарни и пересек за ней пыльный дворик, их шаги распугали пухлых коричневых куриц, рывшихся в земле. Она привела его на узкую темную кухню, на потертом столе стояла миска с бледно-зеленым супом, от которого поднимался пар, кусок хлеба и пирожок из пекарни лежали рядом.
— Не знаешь? — спросила она, коснувшись его локтя, чтобы подвести к столу, и он ощутил дрожь волнения. — Как можно не знать свое имя?
— Не знаю, — повторил он, глядя на нее.
Она покраснела и поспешила прочь, между ними оказался стол.
— Откуда ты?
— Я проснулся в Таллите.
— В Таллите? — сказала она, выглядывая в окно, словно могла его увидеть. — И как ты попал сюда?
— Пришел.
— Из Таллита? — она нахмурилась.
Он кивнул.
— Куда ты идешь? Что идешь? — спросила она.
— Тебя, — сказал просто и уверенно, и ее щеки порозовели.
— Меня? — она рассмеялась, а он серьезно кивнул.
— Как тебя зовут? — спросил он, ладонь сама полезла в карман.
— Самия, — выдохнула она. |