Одна. Какое облегчение! Дома. В своем доме, среди своих вещей, на своей кухне. Гудела колонка отопления, давая блаженное тепло. Пенелопа расстегнула крючки накидки, сбросила ее на спинку стула. На чисто выскобленном кухонном столике стопкой лежала почта; Пенелопа перебрала ее, но не нашла ничего важного или занимательного и, оставив все как было, открыла стеклянную дверь в зимний сад. Мысль, что любимые цветы, может, погибают от холода или жажды, все эти последние дни не давала ей покоя, но миссис Плэкетт их тоже не обошла своей заботой. Земля в горшках была влажная, рыхлая, зелень яркая, здоровая. На ранней герани появилась шляпка крохотных бутонов, гиацинты подросли на три дюйма, не меньше. За стеклом виднелся настоящий сад, скованный инеем, голые ветки — как кружево на фоне блеклого неба, но и там во мху под каштаном уже белели подснежники и золотились верхние чашечки аконитов.
Пенелопа возвратилась в кухню и поднялась наверх. Она хотела было распаковать чемодан, но вместо этого позволила себе роскошь просто послоняться по комнатам и порадоваться возвращению домой. Она открывала дверь за дверью, оглядывала каждую комнату, смотрела в каждое окно, трогала мебель, поправляла занавески. Все на своих местах. Ни малейших перемен. Наконец, снова спустившись вниз, она взяла из кухни почту и, пройдя через столовую, расположилась в гостиной. Здесь собрано все самое ценное, что у нее есть: письменный стол, цветы и картины. В камине лежала растопка. Пенелопа чиркнула спичкой и, опустившись на колени, подожгла газету. Побежал огонек, вспыхнули и затрещали лучины, она уложила сверху поленья, и языки пламени взметнулись к дымоходу. Теперь дом окончательно ожил, и, когда это приятное дело было сделано, не осталось больше причины откладывать звонок кому-нибудь из детей с признанием в своем поступке.
Но которому звонить? Пенелопа сидела в своем кресле и раздумывала. Вообще-то, надо бы позвонить Нэнси, она старшая и считает, что несет всю ответственность за мать. Но Нэнси придет в ужас, всполошится, набросится с упреками. И Пенелопа решила, что еще не настолько хорошо себя чувствует, чтобы разговаривать с Нэнси.
Тогда Ноэль? Может быть, ему следует оказать предпочтение как единственному мужчине в семье? Но мысль о том, чтобы обратиться за помощью или советом к Ноэлю, была смехотворна. Пенелопа даже улыбнулась. «Ноэль, я вышла из больницы под расписку и нахожусь дома». На это сообщение он, вероятнее всего, отзовется односложно: «Да?»
И она поступила так, как с самого начала знала, что поступит. Сняла трубку и набрала лондонский рабочий номер Оливии.
— «Ве-не-ра», — пропела телефонистка название журнала.
— Не могли бы вы соединить меня с Оливией Килинг?
— Ми-ну-точку.
Пенелопа ждала.
— Секретарь мисс Килинг слушает.
Дозвониться на работу Оливии почти так же трудно, как к президенту Соединенных Штатов.
— Можно мне поговорить с мисс Килинг?
— К сожалению, мисс Килинг сейчас на совещании.
— За круглым столом у директора или у себя в офисе?
— У себя в офисе… — В голосе секретарши слышалось вполне естественное замешательство. — Но у нее посетители.
— Тогда, будьте добры, прервите ее. Это ее мать, у меня срочное дело.
— А… подождать никак нельзя?
— Ни минуты, — твердо ответила Пенелопа. — Я ее долго не задержу.
— Ну, хорошо.
Опять ожидание. Наконец голос Оливии:
— Мамочка?
— Прости, что оторвала тебя.
— Мамочка, что-то случилось?
— Нет, все в порядке.
— Слава тебе господи! Ты из больницы говоришь?
— Нет, из дому. |