Учтите, что она всегда считала меня не поддающейся перевоспитанию.
– В таком случае у вас с Аннушкой…
Его прервал звонок в дверь. На сей раз явился Питер-Надоеда со своей самодовольной ухмылкой.
– Ну? – спросила Клодия, сдерживая раздражение. Питер-Надоеда перевел взгляд с Гая на нее и обратно и изобразил на физиономии нечто среднее между удивлением и гаденькой понимающей усмешкой.
– Надеюсь, я ничему не помешал? – Он бросил заговорщический взгляд на Гая, как бы говоря: «Не теряйся, приятель, мы друг друга понимаем».
Клодия почти физически ощутила, как ощетинился Гай.
– Что у тебя случилось на сей раз, Питер? Опять пакетики с заваркой кончились?
– Гм-м… – Надоеда, кажется, утратил свою обычную самоуверенность, возможно, потому, что в трех футах от него стоял Гай, весьма убедительно изображая каменный монолит. – У вас не найдется двух кусочков хлеба? У меня, оказывается, не осталось…
Клодия была готова на любую жертву, лишь бы избавиться от него. С другой стороны, ей показалось, что хлеба у нее самой едва хватит на завтрак.
– Я сейчас посмотрю, но едва ли…
– Немного поздновато попрошайничать у соседей, – резко вмешался Гай. – Кстати, в полумиле отсюда есть заправочная станция, которая работает круглосуточно, а при ней круглосуточно работает магазин.
Питер-Надоеда нервно улыбнулся.
– Разве? Не знал. Наверное, недавно открылся. – Чтобы показать, что его мужское достоинство отнюдь не пострадало, он бросил на Клодию взгляд, говоривший: «Не расстраивайся. Я ведь понимаю, что ты была бы рада принять меня, если бы этот назойливый тип не встал поперек дороги». – Спокойной ночи, лепесточек!
Дверь за Питером закрыл Гай, на лице которого было написано нескрываемое удивление.
– Лепесточек?
Клодия едва сдержалась, чтобы не рассмеяться, чувствуя за собой, однако, какую-то непонятную вину.
– Он ужасно надоедливый тип, но время от времени мне его становится жаль, потому что мне кажется, что он очень одинок.
– Одинок! Как бы не так!
Пол, приятель Кейт, однажды обрисовал сложившуюся ситуацию весьма красочно:
– Этот нахал только и мечтает, как бы стащить штанишки с вас обеих. И, если будете поощрять его визиты, он вобьет себе в голову, что у него есть шанс. Пройдет немного времени, и он облапает одну из вас потными руками – и не приходите ко мне с жалобами. Я вас предупредил!
Все это можно было прочесть в глазах Гая, словно он сам произнес эти слова.
– Он совершенно безобиден, – попробовала оправдаться Клодия.
– Часто он заходит попрошайничать?
Девушка чуть было не ответила, что даже если она ежедневно раздает продукты всем нахалам, проживающим в Патни, его это не касается. Однако она почувствовала облегчение, оттого что Гамильтон без труда отделался от надоедливого соседа.
– Один или два раза в неделю. Не могу же я просто сказать ему, чтобы он отвязался?
– А почему бы и не сказать, черт возьми? От подобных типов только так и можно отделаться. – Голос Гая был по-прежнему резок и холоден, хотя глаза немного оттаяли. – Вы слишком снисходительны. – Чуть улыбнувшись, он отечески потрепал ее по плечу. – Спокойной ночи.
Клодия лежала в постели, укрывшись пуховым одеялом, и ругала себя за то, что неизвестно зачем упомянула о сестре Иммакулате. Дух старой монахини все время бродил рядом, как будто население юго-западного Лондона всю ночь занималось спиритизмом.
Поделом мне, сама виновата. Зачем произносила ее имя всуе?
Но мешала заснуть не только сестра Иммакулата. |