А это значит – никаких прикосновений. Как, черт возьми, мне удастся держать в узде свой трепет, если он все время норовит прикоснуться ко мне?
– На что ты жалуешься? Сама ведь знаешь, что тебе это нравится.
– Мне бы это нравилось значительно больше, если бы у этого было продолжение. Мне бы нравилось значительно больше, если бы он, например, сказал: «Послушайте, пока мы здесь, наши отношения должны строиться на сугубо деловой основе. Но когда мы вернемся домой…»
– Может быть, заткнешься? Заканчивай свой завтрак и думай о чем-нибудь другом.
Это было легче сказать, чем сделать. Она помешивала ложечкой третью чашку кофе, и мысли ее так же лениво кружились в голове, как кофе в чашке.
– Интересно, давно ли он последний раз испытывал «половое влечение»? Говорят, мужчины думают о сексе каждые две секунды, а если у него давно никого не было…
– Если уж на то пошло, то и у тебя тоже. И если уж говорить начистоту, то мысли о сексе не так уж редко посещали тебя. Нет, дело не только в нем. У тебя налицо все признаки старой как мир тоски от затянувшегося вынужденного воздержания, многократно усиленные близким соседством с мужчиной категории IV. Может быть, тебе пора обзавестись вибратором?
– Замолчи.
– По крайней мере после этого ты не будешь в агонии бросаться к телефону в ожидании звонка от этой штуковины.
– Уж лучше пусть будет агония.
Размышления о вибраторах наконец отвлекли ее мысли от Гая Гамильтона. Однажды их с Кейт пригласили на презентацию в узком кругу особого рода изделий, которые обычно реализуются через секс-шопы. Кейт заказала себе «игрушку» длиной десять дюймов черного цвета. Когда ее наконец доставили, они обе намочили штанишки от смеха, решив, что ею, наверное, хорошо прочищать засорившуюся кухонную раковину, и окрестили Вантузом.
При воспоминании о Вантузе у нее затряслись от смеха плечи, и два немца, которые вчера вышли из лифта, когда они его ждали, а теперь сидели за соседним столиком, стали как-то странно поглядывать на нее.
– Как дела?
– Если хочешь знать, я, наверное, умру от скуки в этой дыре. Тут даже приличного радио нет. Я привыкла, чтобы у меня вовсю гремела музыка. – Она смерила Клодию взглядом с ног до головы. – Ты каталась утром с отцом на водных лыжах, да?
В ее топе улавливалась некоторая враждебность, как будто Клодия переспала с врагом.
– Да. Он рассказал тебе о дельфинах? – Враждебность заметно увеличилась.
– О каких еще дельфинах?
– Мы видели целую стаю дельфинов, они выскакивали из воды и резвились, как Флиппер.
– Он мне ничего не рассказывал. Я смотрела в окно и увидела, как вы возвращаетесь вдвоем.
Было заметно, что она сожалеет, что не видела дельфинов, хотя ни за что не призналась бы в этом.
– Они быстро уплыли, так что не особенно огорчайся. – Аннушка снова уселась за письменный стол, искоса поглядывая на нее.
– Он, наверное, выхвалялся вовсю, чтобы произвести на тебя впечатление?
– Он пытался помочь мне, – сказала Клодия. – Я и раньше пыталась научиться, но у меня ничего не вышло.
Аннушка снова искоса взглянула на нее.
– А теперь, конечно, его блестящее мастерство помогло тебе?
– По правде говоря, нет. Он пытался помочь, но чем больше старался, тем хуже у меня получалось. Я разозлилась и, боюсь, наговорила ему грубостей.
Как она и ожидала, это сразу же вызвало интерес.
– Каких, например?
– Не могу повторить.
– Да ладно тебе, давай.
Что ж, если мне удастся ее развеселить…. |