— А здесь запечатлен союз Англии и Шотландии, — продолжал бубнить Оксфорд, указывая на левую сторону потолка.
Тристан осушил свой кубок и сделал знак слуге принести еще вина. Вечер обещал быть длинным и скучным, титулованный болван, сидевший между Макгрегором и его сестрой, трещал не умолкая. Тристан подумал было сбежать, пересесть за стол к леди Элеоноре Хартли. У нее была восхитительная грудь, но ума не больше, чем у ночного горшка или полотняной простыни. Он равнодушно оглядел многолюдный зал, скользнул взглядом по фигуре леди Хартли, а в следующий миг, сам того не желая, уже искал глазами другое лицо. Без пудры и румян, без лжи и жеманства.
— Все, что вы рассказываете, безумно интересно, милорд. — К счастью, голос сестры отвлек Тристана от мыслей о злейшем враге его семьи. — Я поражена вашими обширными познаниями в истории Уайтхолла, — почти пропела Мейри. — Мне не терпится услышать продолжение.
Тристан выразительно закатил глаза и беспокойно заерзал, готовясь выслушать очередную бесконечную лекцию об истории дворца. Он уже подумывал о том, чтобы тихо удалиться, пока не вспылил, не оскорбил Оксфорда и остальных англичан, когда несносный зануда вдруг поднялся с кресла.
— И вы непременно услышите продолжение, дражайшая леди, — проворковал Оксфорд. — Но прежде я должен поприветствовать лорда Хантингтона, который, как я вижу, только что прибыл на ужин.
Вельможа откланялся, и Тристан облегченно вздохнул.
— Признайся, Мейри, — заговорил он, повернувшись к сестре. — Разве тебе не кажется, что болтовня Оксфорда об истории этого дворца так же уныла, как шрам, тянущийся от его глаза к подбородку?
— Я нахожу его шрам весьма интригующим, — скупо усмехнулась Мейри, поднося к губам кубок. — А если бы в твоей прелестной голове была хоть капля ума, ты бы знал, что у пустослова с длинным языком можно немало выведать.
— Ох, сестра, — вздохнул Тристан, хорошо понимая, о чем говорит Мейри. — Твоя кровожадность и непримиримость в преследовании ковенантеров начинает меня пугать. Страшно подумать, сколько седины прибавилось из-за тебя в волосах нашего отца за последний год. Он все еще не может поверить, что ты не имеешь отношения к нашумевшему убийству четырех камеронианцев близ острова Скай прошлой весной.
— Ты знаешь, я ненавижу заговорщиков и предателей, они позорят Шотландию, — нежно, словно мурлычущий котенок, прошептала Мейри. — Но я никогда не подняла бы меч на человека.
Брат с сестрой обменялись лукавыми взглядами: Тристан знал, что в складках платья Мейри спрятано не меньше пяти отточенных кинжалов, которыми та орудовала так же ловко, как и своим острым язычком.
Он уже собирался посоветовать сестре не слишком усердствовать в своих попытках спасти Шотландию от политических и религиозных врагов, как вдруг заметил мисс Фергюссон. Стоя у входа между двумя мужчинами, она ожидала, когда объявят о ее прибытии. Она казалась взволнованной и явно чувствовала себя неловко среди величественных, пышно разодетых придворных дам. Черт возьми, только болван мог решить, что она уступает в красоте остальным. Она была чудо как хороша. Намного красивее большинства женщин в этом роскошном зале. Ее длинные рыжие локоны свободно спадали на плечи, а огромные глаза, внимательно рассматривавшие пеструю людскую толпу, сверкали зеленым огнем. Тристан не заметил драгоценностей ни на ее пальцах, ни на шее. Ее совершенная красота не нуждалась в украшениях. Белая как алебастр грудь, видневшаяся в вырезе изумрудного платья, привлекала куда больше взглядов, чем дорогие безделушки на других дамах.
— Кто она? — спросила Мейри, проследив за взглядом брата.
Молодой человек справа от нее, должно быть, Алекс Фергюссон, подумал Тристан. |