— Письма, о котором говорил дедушка, не оказалось. Может, его выкрал Джерси Плотник? Но при нем ничего такого не обнаружили. Может, забрал тот, кто его застрелил?

— Если нашлось что забирать. Плотник, может, и не знал о письме.

— Дедушка мог вообще не написать его. Сам подумай, если бы оно попало в руки убийцы, он давно уже добрался бы до картины.

Некоторое время они молча размышляли. Каждый из них нервничал: Алекс барабанила ручкой по блокноту, Дункан расхаживал по комнате.

— Кто душеприказчик?

— Я, — заявила Алекс.

— А как насчет депозитного ящика?

— Был, но совсем маленький. Там лежали только договор о покупке дома, немного акций и тому подобное.

— Никаких картин?

Она помотала головой и начала по очереди водить подушечкой большого пальца по ногтям, словно в поисках зазубрин. Звук раздражал, но не так, как непрерывная барабанная дробь по блокноту.

— Где хранилось завещание?

— Дома. В смысле — дома у дедушки. Если письмо украдено, то человеком, который имел туда доступ. Если бы в дом проник посторонний, стало бы известно, так?

— Ну…

Дункан сделал большой глоток вина. Признаваться в таких вещах неприятно, однако он сам настаивал на откровенности.

— Проникнуть в дом можно и незамеченным.

— Что ты хочешь сказать?.. — запнулась, потом (видимо, увязав в одно целое его слова с тем, что уже знала о его семье) уставилась на Дункана во все глаза. — Ты вламывался в дедушкин дом?!

— До тех пор, пока я не убедился в том, что ты никак с картиной не связана, просить твое разрешение на обыск я посчитал излишним.

Наступило молчание. Зная, что Алекс неглупа, он ждал, когда она придет к дальнейшим нелицеприятным выводам.

— И что еще ты обыскивал?

— «Антикварный магазин Форреста», ну и, конечно… твою квартиру, — Дункан потер лоб, проклиная себя за то, что не держал язык за зубами.

Тут следовало рассыпаться в извинениях, но он не умел и из страха ляпнуть что-нибудь глупое промолчал. Алекс снова поднялась и повернулась к зеркалу (видимо, чтобы не смотреть на него).

— Ты обманул мое доверие во всех отношениях… Голос ее дрожал. Дункан приблизился и остановился рядом. В зеркале показалось теперь два отражения.

— Не во всех. Ты стала близкой и нужной мне, как никакая другая женщина.

Он чувствовал отчаянную потребность признаться в любви. Увы, даже стоя рядом, они теперь находились врозь.

— Нет, Дункан.

— Алекс!

— Нет.

Она повернулась, и он увидел, что глаза ее полны слез.

— Я не могу и не хочу больше о нас говорить или даже думать! Я помогу тебе найти Ван Гога только ради того, чтобы исправить ошибку, понимаешь? Когда он будет найден, ты уедешь.

Хотя первоначальный план он строил именно так, в нем уже не было ничего привлекательного.

— Я должен тебе все объяснить! Ты должна знать!

Он понятия не имел, с чего начнет, а если уж на то пошло, не представлял, что, собственно, хочет сказать. Главное, чтобы она перестала смотреть таким отчужденным взглядом. Может, просто схватить ее в объятия? Такое всегда срабатывало, так почему бы не теперь!

Должно быть, Алекс прочла его намерение у него на лице, потому что отступила подальше.

— Наш роман строился на сексе, — напомнила она холодно. — Постельные игры и удовольствия, не более того. Покончить с такими отношениями несложно. Считай, что мы покончили. — Она села и взяла блокнот, давая понять, что разговор окончен.