Аннабель улыбнулась, отгоняя мрачные мысли, и небрежно ответила:

– Ну конечно. Мы были страшно популярны. Агентства обожали нас. Мы были отличной приманкой.

– Вам все это было противно?

Он угадал так быстро и так верно, что ей нехотя пришлось согласиться:

– Мы как будто все время делали только то, что от нас хотели другие. У нас совсем не оставалось времени быть самими собой. Узнать, какие же мы на самом деле.

Иззи так и не узнала, какая она. Она была отражением Аннабель, отражением их матери и отца, своего мужа, может быть, даже Барри Вулфа. Дэниел прав: она как воск. Вечно подчиняется внешним воздействиям, вместо того чтобы взять и занять собственную позицию. Изменится ли она когда-нибудь?

– Вот откуда ваша потребность в жизненном пространстве, – негромко проговорил Дэниел.

Его слова отозвались в душе Аннабель острой болью. Никогда она не сможет до конца освободиться от Иззи. Ее до сих пор преследует растерянный возглас сестры:

– Что же мне делать, Анна? Без тебя я им не буду нужна.

– Найди что-нибудь для себя, Иззи. Что-нибудь, что будет тебе по душе.

– Мне по душе то, что мы делаем сейчас.

– А мне – нет. Неразрешимая дилемма.

Там, где одна из сестер чувствовала себя хорошо, другая задыхалась.

– Ваша сестра была согласна с вами? – спросил Дэниел, вновь проявляя сверхъестественную способность угадывать ее мысли.

– Ситуация была сложная, – уклончиво ответила Аннабель, не решившись прямо признать мучительный разлад между ними. – Родители так гордились нами. Наш дом и сейчас похож на музей фотографии.

– Родители очень настаивали, чтобы вы продолжали это занятие?

– Да нет, не очень. – Она попыталась объяснить, что чувствовала себя пойманной в ловушку оттого, что за них сделали выбор, когда они сами еще не в состоянии были его сделать. – Мы занимались этим с младенчества, и родительское одобрение было очень важно для нас. Иззи не могла понять, почему я хочу заняться чем-то другим.

– И вы продолжали ради нее.

– В основном. Хотя и мама тоже влияла на меня. Для меня было огромным облегчением, что папа принял мою сторону, когда я наконец решилась уйти. Я чувствовала себя такой эгоисткой.

– Быть эгоистом и быть верным себе – не одно и то же, Аннабель, – тихо сказал Дэниел.

Она ответила ему улыбкой удовольствия и облегчения. Он понял ее. Понимание и сочувствие в его глазах были как бальзам, исцеляющий ее чувство вины. Повинуясь порыву, она сказала еще более откровенно:

– Не так это просто, Дэниел. Особенно когда вы – двойняшки. Трудно отделить себя от другого.

Он кивнул. Его пальцы стиснули ее руку, словно утверждая, что для него она – единственная.

– По-моему, ваша мать во многом виновата. Она придавала сумме больше значения, чем слагаемым. Вам, вероятно, потребовалось большое мужество, чтобы заставить признать в вас самостоятельную, полноценную личность?

Она горько рассмеялась:

– Да разве я могу считать себя полноценной личностью?

– Можете, и даже очень, – заверил он, подтверждая пылким взглядом ее уникальность.

Сердце подпрыгнуло у нее в груди. Не буду сегодня больше думать про Иззи, решила она. Это все – для меня. Только для меня. Еще целых пять дней, шесть ночей до возвращения в Сидней. С Дэниелом они могут стать волшебными. Даже недолгое волшебство лучше, чем совсем никакого.

Удивительно, насколько настроение сегодняшнего вечера было не похоже на вчерашнее.