— Только сейчас, подумав, я понял, что цветок — далеко не лучшее сравнение, — добавил он. — Пожалуй, более уместным будет аналогия с тигрицей, которую я счел своим долгом посадить на цепь.

Тигрица одарила герцога взглядом, обещавшим впоследствии большие проблемы, склонила голову перед графиней и присела в таком красивом, изящном и глубоком реверансе, что мужчина позабыл о необходимости дышать.

Он слышал, как затаили дыхание собравшиеся вокруг люди. Они были французы и не могли не оценить то, что видели. Перед ними были грация, красота и стиль, соединившиеся в одном великолепном шедевре.

Для графини тоже не оказалась тайной реакция гостей. Она оглянулась. Взгляды всех были прикованы к ней и к необычной гостье. Эту сцену впоследствии будут обсуждать много месяцев, смакуя каждое слово, каждый жест. Ничего похожего еще не было на ее ежегодных балах. Она это понимала. Кливдон тоже.

Вопрос заключался лишь в одном: решит ли она нарушить традицию и допустить в свой консервативный мирок экзотическую нотку или нет.

Графиня сделала паузу, словно судья перед вынесением приговора.

В зале повисло звенящее молчание.

Наконец графиня произнесла:

— Как мило, — в точности так же, как если бы Кливдон действительно принес орхидею. Снисходительно кивнув, она едва заметным движением руки разрешила портнихе встать, что та и сделала с грацией танцовщицы.

Вот и все. Одно только слово — «мило», и гости снова начали дышать. Кливдон и его «открытие» получили разрешение посетить бал.

— Портниха? Из Лондона? Но это невозможно. Вы никак не можете быть англичанкой.

Мужчины пытались окружить Марселину, но женщины проявили большую активность, оттеснили своих кавалеров и теперь подвергли ее форменному допросу.

Платье Марселины возбудило одновременно любопытство и жгучую зависть. Цвета вовсе не казались необычными. Это были