Нет. Алана заставила себя сделать вдох. Ничего подобного. На самом деле оно расслабляло, и не было похоже на неловкость, которую она испытывала когда-то с кем-то другим.

— Могу я задать вопрос? — спросила она, глядя на лунный свет в окошке.

— Любой.

Ее сердце подпрыгнуло от его быстрого ответа. Чендлер оказался… совершенно не таким, как она когда-то полагала.

— Шрам на твоем плече? Он от выстрела?

— Да, ему почти четыре года.

— Как это вышло? — Она моргнула, чувствуя смущение. — Извини. Не мое дело.

— Все в порядке. Я работал в Чикаго. Белый воротничок собирался стать свидетелем обвинения и нанял нас для безопасности. Сначала казалось, что он параноик, но он не зря опасался. В один из дней, когда я подвозил его к школе, чтобы он забрал дочь, начался обстрел машины. Я словил две пули. На клиенте не было и царапины.

— Господи. — Она подняла голову, заглядывая ему в лицо. Чендлер рассказалывал так, будто это самая обычная на свете история. — Ты же мог погибнуть.

— Все обошлось, — он улыбнулся. — Ты могла погибнуть сегодня.

Она старалась не думать об этом.

— Но я в порядке. А ты… Ты же рискуешь каждый день.

— Это моя работа. — Свободной рукой мужчина нежно погладил ее щеку. — К тому же не каждый день. Плюс то, что я делаю, стоит не дешево.

Они ведь еще не обсуждали цену. Но когда ты лежишь с кем-то в кровати, это не очень располагает к разговорам на подобные темы. Когда Алана вновь положила голову ему на плечо, его ладонь осталась на щеке.

— Могу я задать вопрос? — спросил он.

Алана напряглась.

— Да.

— Ты ведь выросла с бабушкой? Ты рассказывала кое-что о матери, но что с ней в конечном итоге стало?

Смутное чувство беспокойства скрутило внутренности. Тяжело говорить о семье. Но она сама открыла эту дверь.

— Я переехала к бабушке, когда мне исполнилось семь. Мама приходила повидаться, но не могла позаботиться обо мне. Когда мне исполнилось тринадцать, она…

Рука на ее бедре вновь начала движение.

— Что?

— Она умерла от передозировки. — Алана закрыла глаза. — Мама… Она любила любить, понимаешь? У нее появлялись мужчины один за другим, и каждый был «тем самым», хотя это никогда не работало. Но она не останавливалась и каждому отдавала себя по чуть-чуть до тех пор, пока не осталось ничего.

— Сочувствую.

— Спасибо. Знаешь, я любила ее. Пусть она не растила меня, но каждый раз, когда бы мы ни виделись, она была счастлива. Я часто думаю, что могла бы сделать хоть что-то, чтобы… не знаю… облегчить ее жажду любви. Что я могла бы…

— Ты ничего не могла с этим поделать. Поверь мне, я знаю. Не было ничего, что я и мои братья могли бы сделать, чтобы изменить то, как закончили наши родители. Они сами сотворили свое будущее. То же и с тобой. Ты не могла повлиять на то, что твоя мать делала со своей жизнью.

Оказывается, у них гораздо больше общего, помимо плечевых ран. У обоих были родители, которые оказались слишком заняты собственными проблемами, чтобы обращать внимание на детей. Чендлер понимал, через что прошла Алана.

— Спасибо, — прошептала она.

Рука на бедре застыла.

— За что?

Почему-то она не могла сложить слов и промолчала.