— Это Харли. — Мне приходится кричать. Мы входим в парадное и поднимаемся по лестнице. — Чем вы занимаетесь, мистер Холитц? — спрашиваю я.

— Он фермер, — отвечает она.

— Уже нет, — говорит он.

— В нашей округе фермерством не прокормишься, — говорю я опрометчиво.

— У нас была ферма в Миннесоте. Мы пшеницу выращивали. И держали коров. А еще Холитц любит лошадей. Он все про них знает.

— Да ладно, Бетти.

Тут я начинаю кое-что понимать. Холитц — безработный. Конечно, не мое это дело, и мне очень жаль, если я окажусь права — потом выяснится, что я права, — но, когда мы останавливаемся у двери квартиры, молчать дальше уже неловко. Поэтому я говорю:

— Если вы решите остаться, то надо сразу заплатить за первый и последний месяц плюс сто пятьдесят долларов залога. — Произношу эти слова и смотрю на бассейн. Несколько человек сидят в шезлонгах, кто-то купается.

Холитц вытирает лицо тыльной стороной руки. Газонокосилка Харли с тарахтеньем удаляется. Вдалеке, по Калле-Верде, проносятся машины. Мальчишки выбрались из «универсала». Один из них вытягивается по стойке «смирно» — руки по швам, пятки вместе. Потом начинает махать руками и подпрыгивать, будто собирается взлететь. Другой делает приседания рядом с водительской дверцей.

Я поворачиваюсь к Холитцу.

— Давайте посмотрим, — говорит он.

Я открываю дверь ключом. Небольшая квартира с двумя спальнями и гостиной. Любой видел десятки подобных. Холитц идет в ванную и дергает за ручку сливного бачка. Ждет, пока он снова наполнится водой. Потом говорит:

— Вот тут, наверно, будет наша комната.

Он говорит о спальне, окна которой выходят на бассейн. В кухне женщина, держась за край сушилки, уставилась в окно.

— А это бассейн, — говорю я.

Она кивает.

— Иногда мы останавливались в мотелях с бассейном. Правда, в одном была не вода, а сплошная хлорка.

Я жду, может, она еще что скажет. Но она молчит. Да и мне ничего путного на ум не приходит.

— Я думаю, чего зря время тянуть. Думаю, мы остаемся, — говорит Холитц и смотрит на нее. На этот раз она отвечает на его взгляд. Кивает. Он облегченно вздыхает. Тут она начинает… начинает щелкать пальцами. Одной рукой по-прежнему держится за сушилку, а пальцами другой щелкает. Щелк, щелк, щелк — будто подзывает собаку или пытается привлечь чье-то внимание. Потом перестает щелкать и начинает постукивать ногтями по столешнице.

Мне становится не по себе. Холитцу, кажется, тоже: он переминается с ноги на ногу.

— Пойдемте в контору, — говорю я, — и там оформим все. Я рада.

Я и впрямь была рада. У нас пустовало многовато квартир для этого времени года. А приехавшие казались надежными людьми. Просто им не повезло. А в этом позора нет.

Холитц платит наличными — за первый месяц, за последний и сто пятьдесят задатка. Я смотрю, как он отсчитывает пятидесятидолларовые бумажки. Харли называет их «грантами», хотя видеть их ему приходится не часто. Я выписываю квитанцию и даю Холитцу два ключа.

— С новосельем вас.

Он смотрит на ключи. Один протягивает ей.

— Вот мы и в Аризоне. Ты, наверно, и не думала, что увидишь Аризону?

Она кивает головой. Трогает лист фикуса.

— Надо полить, — говорю я.

Она отпускает лист и поворачивается к окну. Я подхожу к ней.