|
Гренгуар с увлечением принялся за еду. Слыша бешеный стук его железной вилки о фаянсовую тарелку, можно было предположить, что вся его любовь обратилась в аппетит. Сидя напротив него, девушка молча наблюдала за ним, явно поглощенная какими-то другими мыслями, которым она порой улыбалась, и милая ее ручка гладила головку козочки, нежно прижавшуюся к ее коленям. Свеча желтого воска освещала эту сцену обжорства и мечтательности. Заморив червячка, Гренгуар устыдился, заметив, что на столе осталось несъеденным всего одно яблоко. -- А вы не голодны, мадемуазель Эсмеральда? -- спросил он. Она отрицательно покачала головой и устремила задумчивый взор на сводчатый потолок комнатки. "Что ее там занимает? -- спросил себя Гренгуар, посмотрев туда же, куда глядела цыганка. -- Не может быть, чтобы рожа каменного карлика, высеченного в центре свода. Черт возьми! С ним-то я вполне могу соперничать". -- Мадемуазель! -- окликнул он Эсмеральду. Она, казалось, не слышала. Он повторил громче: -- Мадемуазель Эсмеральда! Напрасно! Ее мысли витали далеко, и голос Гренгуара был бессилен отвлечь ее от них. К счастью, вмешалась козочка: она принялась тихонько дергать свою хозяйку за рукав. -- Что тебе, Джали? -- словно пробудившись от сна, быстро спросила цыганка. -- Она голодна, -- ответил Гренгуар, обрадовавшись случаю завязать разговор. Эсмеральда накрошила хлеба, и козочка грациозно начала его есть с ее ладони. Гренгуар, не дав девушке времени снова впасть в задумчивость, отважился задать ей щекотливый вопрос: -- Итак, вы не желаете, чтобы я стал вашим мужем? Она пристально поглядела на него и ответила: -- Нет. -- А любовником? -- спросил Гренгуар. Она состроила гримаску и сказала: -- Нет. -- А другом? -- настаивал Гренгуар. Она опять пристально поглядела на него и, помедлив, ответила: -- Может быть. Это "может быть", столь любезное сердцу философа, ободрило Гренгуара. -- А знаете ли вы, что такое дружба? -- спросил он. -- Да, -- ответила цыганка. -- Это значит быть братом и сестрой; это две души, которые соприкасаются, не сливаясь; это два перста одной руки. -- А любовь? -- О, любовь! -- промолвила она, и голос ее дрогнул, а глаза заблистали. -- Любовь -- это когда двое едины. Когда мужчина и женщина превращаются в ангела. Это -- небо! Тут лицо уличной плясуньи просияло дивной красотой; Гренгуар был потрясен -- ему казалось, что красота Эсмеральды находится в полной гармонии с почти восточной экзальтированностью ее речи. Розовые невинные уста Эсмеральды чуть заметно улыбались, ясное, непорочное чело, как зеркало от дыхания, порой затуманивалось какой-то мыслью, а из-под опущенных длинных черных ресниц струился неизъяснимый свет, придававший ее чертам ту идеальную нежность, которую впоследствии уловил Рафаэль в мистическом слиянии девственности, материнства и божественности. -- Каким же надо быть, чтобы вам понравиться? -- продолжал Гренгуар. -- Надо быть мужчиной. -- А я? -- спросил он. -- Разве я не мужчина? -- Мужчиной, у которого на голове шлем, в руках шпага, а на сапогах золотые шпоры. -- Так! -- заметил Гренгуар. -- Значит, без золотых шпор нет и мужчины. Вы любите кого-нибудь? -- Любовью? -- Да, любовью. Она призадумалась, затем сказала с каким-то особым выражением: -- Я скоро это узнаю. |
