|
– Уж как помню, все время вместе-то. Чай, забыли, как я вам свою воспитательскую на ночь сдавала-то. Да и как из детдома выпустили, так вместе и жили-то. И сейчас, как ни встретитесь, словно голубки воркуете. Чего ж тянете-то, так ведь и помру, а малых деток не понянчу. То бы мне счастья-то было-то. И она беззвучно заплакала. КЗ стало так муторно, он крякнул, тихонько поднялся и неуклюже обнял маму Таню. Та уцепилась за него сухонькими ручками и запричитала: – Ой, да что это я, дура старая-то. Совсем гостей засмущала-то. Сейчас чайку попьем, с тортиком, вот и ладно-то. Спасибо, хоть старуху не забываете-то. Они сидели, пили чай и болтали о всяком, было тепло и весело, только КЗ торта почти не ел, хотя взял свой любимый – "Прагу", поперек горла стояли слезы мамы Тани. 3 Сашка появился в заведении Сявы около двух. КЗ думал, что он уже не приедет. Но когда на левом, демонстративно заштрихованном углу стоянки притормозила знакомая старенькая "копейка", на столе мгновенно появились дымящиеся тарелки. После обильного обеда Сашка откинулся на спинку стула и, сытно цыкнув зубом, сказал: – Недаром Ольга меня к тебе ревнует, бывает, дома так не поешь, как у тебя. – Стараемся, начальник, – довольно хмыкнул КЗ. – Давно хотел тебя спросить, почему ты занимаешься вот этим? – Сашка обвел рукой обеденный зал. – А что, бизнес как бизнес, какие проблемы? – Да я не об этом. – Сашка досадливо поморщился. – Вот у тебя нормальная еда, народ сидит явно небогатый. Сейчас ведь с этих квадратных метров можно доход раз в десять больше иметь. Навешай китайских фонариков, свечки на столики, девочки попками трясут, жареные змеи, тушеные лягушки, и ведь найдутся люди, будут ходить и платить. А это… – Сашка кивнул. – Сколько ты с этой столовой имеешь? Копейки! – А может, это только прикрытие, а я в подвале наркотики варю? – съехидничал КЗ. Сашка обиделся: – Не хочешь говорить, не надо. – А зачем тебе знать, Сашок? – Да, в общем, незачем, но только ты меня все время удивляешь, я по тебе жизни учусь. – Как это? – не понял КЗ. – Да так, когда мы еще пацанами были, я тебя ненавидел. – Взаимно, – усмехнулся КЗ. – Да я знаю, – отмахнулся Сашка и, помолчав, продолжил: – Ты для меня был всем тем, чем я никогда бы не захотел стать: грязь, рвань, нищета, круглый сирота. Короче – падаль. Потом эта падаль оказалась сильной и упорной, с понятием о чести. Помнишь, на первенстве города у меня температура подскочила и ты со мной бороться отказался? Тебе тогда еще баранку засчитали, а ты на своем стоял: "Я с больным бороться не буду". – Да брось, какая, к черту, честь. Я тебя тогда так ненавидел, что должен был тебя побить, вдрызг, навсегда, при всех. Чтоб после того поражения ты сбежал, исчез с глаз моих долой. И тут я узнаю, что ты заболел. Я тогда чуть не разревелся. Я был готов, я знал, что я тебя задавлю, а ты меня обманул. – Но почему? Я же не ушел, я вышел на ковер, тебе же легче было бы со мной покончить, почему? – Все равно это была бы не настоящая победа. Это было бы нечестно. А знаешь, как детдомовские поступают с теми, кто делает нечестно? – Как? – Бойкот. Сашка насмешливо улыбнулся. КЗ покачал головой: – Тебе не понять. У тебя были папа, мама, бабушка, одни друзья в школе, другие во дворе, третьи летом на даче, еще в секции у Петровича. |
