Мы не собираемся объяснять нашему благочестивому противнику, что довольство духовенства может действительно являться подчас причиной духовного недовольства, мы желаем перейти к «содержанию интересующего нас возражения». Сей благочестивый муж заявляет: он, «к сожалению, не может утаить», что, по его «в высшей степени умеренному разумению», «Rheinische Zeitung» «только пытается за пустыми словопрениями скрыть замешательство». И чтобы ни на минуту не дать возникнуть видимости «лицемерного смирения или скромности», благочестивый муж тут же старается подкрепить своё «в высшей степени умеренное» разумение убедительнейшими, самыми что ни на есть неопровержимыми доводами. Он начинает следующим образом:

«Нельзя, конечно, отрицать «старые грехи «Leipziger Allgeimeine Zeitung»: её поведение в ганноверском вопросе, её пристрастную полемику против католицизма, её сплетни и т. д.», но — полагает наша даровитая ученица великого философа Гегеля — эти проступки вполне оправдываются тем, что и другие газеты повинны в таких же прегрешениях (точь-в-точь как для любого мошенника лучшим оправданием перед судом является ссылка на плутовство его многочисленных, ещё разгуливающих на свободе товарищей)».

Где мы утверждали, что «старые грехи «Leipziger Allgemeine Zeitung» вполне оправдываются тем, что и другие газеты повинны в таких же прегрешениях»? Где мы вообще пыталась «оправдать» эти старые грехи? Наш действительный ход мыслей, который не следует смешивать с его отражением в зеркале «в высшей степени умеренного разумения», был таков: прежде всего «Rhein- und Mosel-Zeitung» перечисляет «старые грехи» «Leipziger Allgemeine Zeitung». В связи с этим мы приводим перечень этих грехов, после чего продолжаем: «Если бы все немецкие газеты старого покроя вздумали взаимно укорять друг друга за старые грехи, разбор дела свёлся бы к формальному вопросу: грешили ли они своими действиями или же своим бездействием? Мы готовы признать за любезной дамой, «Rhein- und Mosel-Zeitung», то невинное преимущество перед «Leipziger Allgemeine Zeitung», что она не только не сделала ничего плохого в жизни, но вообще никаких признаков жизни и не проявила».

Мы, таким образом, не говорим: «также и другие газеты», — мы говорим: «все немецкие газеты старого покроя», причём определённо относим к их числу и «Rhein- und Mosel-Zeitung». Мы не говорим, что они могут, ссылаясь друг на друга, найти полное оправдание своего поведения, а, наоборот, мы говорим, что они по праву могут взаимно бросать друг другу те же обвинения. «Rhein- und Mosel-Zeitung» может претендовать только на то сомнительное преимущество, что она грешила бездействием, — следовательно, может противопоставить своё греховное бездействие греховным делам «Leipziger Allgemeine Zeitung». Мы можем разъяснить «Rhein- und Mosel-Zeitung» её пассивную преступность при помощи одного свежего примера. «Rhein- und Mosel-Zeitung» срывает теперь свой фанатический гнев на покойной «Leipziger Allgemeine Zeitung», между тем как живую «Leipziger Allgemeine Zeitung» она списывала, вместо того чтобы её опровергать. Сравнение, при помощи которого «в высшей степени умеренное разумение» старается сделать для себя более наглядным наш ход мыслей, требует маленькой, но существенной поправки. Ему следовало бы говорить не об одном мошеннике, который, стараясь оправдаться перед судом, ссылается на проделки других мошенников, разгуливающих на свободе. Ему следовало бы говорить о двух мошенниках, из которых один, — тот, кто не исправился и находится на свободе, — торжествует над другим, которого сажают в тюрьму несмотря на то, что он исправился.