Как известно, Клейст увеличил гекзаметр на один короткий первый слог. Наш бард превзошел Клейста: он чрезвычайно щедр; стопой больше или меньше — для него не играет никакой роли. Но с другой стороны, нельзя ставить в вину гекзаметрам, если у них, только что вернувшихся с поля битвы, недостает стопы или вывихнуто колено.
Итак несколько примеров:
«Смертельно усталый,
Со|всем исто|щенный, из|мучен жа|рой, иссу|шаемый| жаждой». «За | эти прок|лятые| годы, за | десяти |летье» «Под| солнцем па|ля|щим, в кро|ви, поги|бая от |жажды, изредка из милости прикончен штыком, а в большинстве случаев лишь из|резан, ис|колот, с рас|крытою |раной от |боли смер|тельной страдает».
«Вот |жаркие, |голые |холмы ды|мятся от| крови, в которой барахтаются искромсанные тела»
«Вот | ног или | рук не хва|тает, у | этого | вырвана | челюсть, а |у того голо|вы поло|вина».
«Наконец-то смолкло во|круг все и |мрак опу|стился на |землю.
Лишь из до|лин и хол|мов доно|силися| вопли то здесь, то там, повсюду на расстоянии многих часов».
«В битве го|рячей и |трудной и |капли во|дицы о|ни не и|мели. Другие умирали от жажды и
в хрипе пред|смертном, на|век уга|сающим |взором встречали пришедшего слишком поздно хирурга».
Сразу же вслед за песнью о битве идет историческая критика. «Мыслитель» омоложенного «Hermann» в статье, присланной из Парижа, раскрывает перед нами отношение Луи Бонапарта к революции.
«Революция закономерна, поскольку она становится под покровительство императора и утверждается им… Но она сохраняет свой прежний характер и должна быть подавлена, поскольку она вступает в противоречие с интересами императора или же нарушает его планы».
Вот и вся премудрость.
Из «сферы столь осточертевшей высокой политики», грохота пушек и исторической критики мы низвергаемся вниз и наталкиваемся на скромную одинокую обитель — «Мастерскую», в которой обрел свой покой наш старый друг Готфрид, уже в качестве нового корреспондента. Он встречает нас ворчанием:
«Эта газета не могла из-за постоянных войн и сплошной политики уделить до сих пор место и т. д.»
Эта старая жалоба нам известна. Готфрид в качестве тонко чувствующего искусство чичероне предлагает провести нас по «Выставке Академии на Трафальгар-сквере».
«Эта почти героическая фигура, подобно пчеле, высасывающей мед даже из ядовитых цветов» (см. «Gartenlaube»),
обрушиваясь на нас целым потоком хорошо известных сладкозвучных слов, сообщает нам, что
«веселые картинки Лесли… — подлинные жемчужинки изящного искусства».
Но больше всего он интересуется прерафаэлитами, и так как конкретный пример лучше всяких поучений, то он выставляет в своей «Мастерской» несколько прерафаэлитских wordpaintings {словесных картин, образных описаний. Ред.}, которые избавляют нас от необходимости совершить прогулку в Трафальгар-сквер.
Прерафаэлитская картина № 1
«С 11 часов утра весь день в зале господствует фешенебельный кринолин, и возле любимых произведений публики постоянно околачивается целый хвост».
Прерафаэлитская картина № 2
«Ценно все то, что исполнено в своем роде в совершенстве. Например брюки, если они хорошо сшиты и не жмут».
Прерафаэлитская картина № 3
«На монастырском кладбище две монахини заняты тем, что копают могилу… Это две грубые женские фигуры, которые сменяют друг друга за мрачным трудом сумерек». (Две грубые фигуры сменяют друг друга, в то время как сумерки трудятся за них.) «Одна из них представляет собой, спустившись в могилу и выкидывая жилистыми руками прачки тяжелую сырую черную землю, проросшую корнями, совершенно прозаическую, безразличную и ординарную личность». |