|
.. что Лассаль несколько раз высказывал мысль, что поражение крестьянского восстания в XVI веке и последовавшее за ним усиление и процветание бюрократического «государства» в Германии были истинным торжеством для революции. Для коммунистов или социальных демократов Германии крестьянство, всякое крестьянство, есть реакция, а «государство», всякое «государство», даже бисмарковское, — революция. Пусть не подумают, что мы клевещем на них. В доказательство того, что они действительно так думают, указываем на их речи, брошюры, журнальные статьи и, наконец — все это в свое время будет «представлено» (zugestellt) русской публике. Впрочем, марксисты и думать иначе не могут; «государственники» во что бы то ни стало, они должны проклинать всякую народную революцию, особенно же крестьянскую, по природе крестьянскую [У Бакунина: «анархическую». Ред.] и идущую прямо к уничтожению «государства». Как всепоглощающие пангерманисты, они должны отвергать крестьянскую революцию уже по тому одному, что эта революция специально славянская” (стр. 230—232).
„Не только в 1848 г., но и в настоящее время немецкие работники слепо повинуются своим предводителям, тогда как предводители, организаторы социал-демократической немецкой партии ведут их не к свободе и не к интернациональному братству, а прямо под ярмо пангерманского «государства»“ (стр. 254). Бакунин рассказывает, как Фридрих-Вильгельм IV боялся Николая (ответ польской депутации в марте 1848 г. и Ольмюц, ноябрь 1850 г.) (стр. 254—257). В 1849—1858 гг. Германский союз даже „не принимался в соображение другими державами“. „Пруссия, более чем когда-нибудь, стала рабой России… Преданность интересам петербургского двора простиралась до того, что прусский военный министр и прусский посланник при английском дворе, друг короля, были сменены оба за выражение симпатии к западным державам“. Николай взбешен был неблагодарностью Шварценберга и Австрии. „Австрия, по своим интересам на Востоке — естественный враг России, открыто приняла сторону Англии и Франции против нее. Пруссия, к великому негодованию целой Германии, оставалась «верна до конца»“ (стр. 259). „Мантёйфель стал первым министром в ноябре 1850 г. для того, чтобы подписать все условия Ольмюцской конференции, крайне унизительные для Пруссии, и окончательно подчинить ее и всю Германию австрийской гегемонии. Такова была воля Николая… Таковы также и стремления большей части прусского юнкерства или дворянства, не хотевшего и слышать о слиянии Пруссии с Германией и преданного австрийскому“ (?) „и всероссийскому императорам даже больше, чем собственному королю“ (стр. 261). „В это время (около 1866 г.) образовалась так называемая Народная партия. Центр — в Штутгарте. Группа, желавшая союза с республиканской Швейцарией, была главной основательницей Ligue de la Paix et de la Liberte“ (стр. 271). Лассаль „образовал преимущественно политическую партию немецких рабочих, организовал ее иерархически, подчинил строгой дисциплине и своей диктатуре, словом — сделал то, что г-н Маркс в последующие три года хотел сделать в Интернационале. Попытка Маркса вышла неудачно, а попытка Лассаля имела полный успех“ (стр. 275). „Первым делом народного «государства» будет“ (по Лассалю) „открытие безграничного кредита производительным и потребительным рабочим ассоциациям, которые только тогда будут в состоянии бороться с буржуазным капиталом и в непродолжительное время победят и поглотят его. Когда процесс поглощения совершится, тогда настанет период радикального преобразования общества. Такова программа Лассаля, такова же и программа социал-демократической партии. Собственно, она принадлежит не Лассалю, а Марксу, который ее вполне «высказал» в известном Манифесте Коммунистической партии, обнародованном им и Энгельсом в 1848 году. |
