Куда ни повернешься, везде мы встречаем прусский спирт. Прусский спирт простирается несравненно дальше, чем рука германского имперского правительства. И всюду, где мы находим этот спирт, он служит прежде всего... для фальсификации. Он становится средством, которое делает южноевропейские вина пригодными для транспортировки морем и отнимает их вместе с тем у местного трудящегося населения. И подобно тому, как копье Ахилла лечило раны, им же нанесенные, прусский спирт преподносит рабочему классу взамен отнятого у него вина — фальсифицированную водку! Спирт, добываемый из картофеля, это для Пруссии то же самое, что железо и хлопчатобумажные товары для Англии; это товар, который представляет Пруссию на мировом рынке. Поэтому-то новейший приверженец и вместе с тем возродитель социализма, господин Евгений Дюринг, мог прославлять винокурение «прежде всего... как естественную связь (индустрии) с сельскохозяйственной деятельностью» и торжествующе провозглашать:

«Значение производства спирта так велико, что его скорее можно недооценить, чем переоценить!»

И разумеется, anch' io son'pittore (я тоже живописец, как сказал Корреджо) означает по-прусски: «Я тоже винокур».

Этим, однако, чудесные подвиги прусской картофельной водки далеко не исчерпываются.

«Если прежде в этих районах», — сказал г-н фон Кардорф, — «проживало около 1000 человек на квадратную милю, то теперь, благодаря производству спирта, земля дает пропитание приблизительно 3000 человек на квадратную милю».

И это в общем верно. Я не знаю, о каком времени говорит г-н фон Кардорф, когда он определяет численность населения в 1000 человек на квадратную милю. Когда-нибудь такое время наверное было. Но если исключить провинции Саксонию и Силезию, где винокурение по сравнению с другими отраслями промышленности играет менее видную роль, а также Познань, большая часть которой, несмотря на все усилия правительства, все еще проявляет одно лишь желание — оставаться польской, то у нас имеются три провинции: Бранденбург, Померания и Пруссия. Эти три провинции занимают поверхность в 2415 квадратных миль. В 1817 г. все их население исчислялось в 3479825 человек, или 1441 человек на квадратную милю; в 1871 г. — в 7432407 человек, или 3078 на квадратную милю. Мы совершенно согласны с г-ном фон Кардорфом, когда он рассматривает этот прирост населения главным образом как прямой или косвенный результат винокурения. Если мы отнесем сюда же Альтмарк, северную земледельческую Нижнюю Силезию и преимущественно немецкую часть Познани, в которых население формировалось подобным же образом, то перед нами подлинно водочная область, а вместе с тем и ядро прусской монархии. И тут открывается совершенно другая перспектива. Винокурение выступает в настоящее время в качестве подлинной материальной основы современной Пруссии. Без него прусское юнкерство должно было бы погибнуть; его поместья были бы частично скуплены крупными земельными магнатами, которые образовали бы немногочисленную аристократию в российском духе, а частично были бы раздроблены, образуя основу для самостоятельного крестьянского сословия. Без винокурения ядром Пруссии оставалась бы область с какими-нибудь 2000 человек населения на квадратную милю, область, не способная играть в дальнейшей истории никакой роли, ни положительной, ни отрицательной, пока буржуазная промышленность не развилась бы в достаточной мере, чтобы и здесь взять на себя общественное, а может быть, и политическое руководство. Винокурение дало развитию другое направление. На почве, которая не производит почти ничего, кроме картофеля и захолустных юнкеров, но зато уж в массовом масштабе, на этой почве винокурение оказалось в состоянии выдержать мировую конкуренцию.