Но буржуазия не считается с предостережениями. Протест углекопов только ещё больше её ожесточил; она увидела в нём не шаг вперёд рабочего движения в целом, шаг, который должен был бы заставить её образумиться, а только повод излить свой гнев на класс людей, настолько неразумных, чтобы не соглашаться дольше терпеть прежнее обращение с ними. В справедливых требованиях неимущих буржуазия увидела лишь дерзкое недовольство, сумасбродное возмущение против «установленного богом и людьми порядка» или, в лучшем случае, успех «злонамеренных демагогов, живущих агитацией и слишком ленивых для того, чтобы работать», — успех, который необходимо подавить всеми средствами. Буржуазия пыталась, разумеется безуспешно, изобразить перед рабочими таких людей, как Роберте и агенты союза, которые, вполне естественно, существовали на средства союза, ловкими мошенниками, выманивающими у них, бедных рабочих, последний грош. — Когда видишь это безумие имущего класса, когда видишь, насколько ослеплён он своими временными выгодами, насколько не замечает он самых красноречивых знамений времени, действительно теряешь всякую надежду на мирное разрешение социального вопроса для Англии. Единственным возможным выходом остаётся насильственная революция, и она, несомненно, не заставит себя долго ждать.

СЕЛЬСКОХОЗЯЙСТВЕННЫЙ ПРОЛЕТАРИАТ

Мы уже видели во «Введении», как одновременно с мелкой буржуазией и с жившими раньше в скромном достатке рабочими подверглось разорению и мелкое крестьянство, поскольку существовавшее раньше соединение промышленного и сельскохозяйственного труда оказалось уничтоженным, опустевшие мелкие участки сосредоточились в руках крупных арендаторов, а мелкие крестьяне были вытеснены подавляющей конкуренцией крупных хозяйств. Вместо того чтобы оставаться по-прежнему земельными собственниками или арендаторами, мелкие крестьяне были вынуждены, забрасывая собственное хозяйство, пойти в батраки к крупным фермерам-арендаторам и к лендлордам. В течение известного времени их новое положение было хотя и хуже прежнего, но всё же сносное. Развитие промышленности шло в ногу с приростом населения, но в дальнейшем это развитие несколько замедлилось, а непрерывное усовершенствование машин уже не позволяло промышленности поглощать весь избыток рабочего населения, притекавшего из сельскохозяйственных районов. С этого момента нищета, наблюдавшаяся раньше, и то только временами, в фабричных округах, появилась также и в сельскохозяйственных районах. К этому ещё прибавилось, что приблизительно в это же время окончилась двадцатипятилетняя война с Францией. Во время войны сокращение производства на местах военных действий, прекращение подвоза и необходимость снабжать продовольствием британские войска в Испании вызывали искусственный подъём английского сельского хозяйства и кроме того масса рабочих рук была оторвана от мирного труда. Теперь же задержка в подвозе, необходимость экспорта и нехватка рабочих рук одновременно прекратились, и неизбежным следствием всего этого явилось то, что англичане называют agricultural distress, бедственным положением сельского хозяйства. Фермеры вынуждены были дёшево продавать свой хлеб и могли поэтому платить только низкую заработную плату. Чтобы поднять цены на хлеб, парламент в 1815 г. принял закон о хлебных пошлинах, запрещавший ввоз хлеба, пока цена на пшеницу оставалась ниже 80 шилл. за кварту. Впоследствии этот закон, который не оказал, разумеется, никакого действия, много раз подвергался изменениям, но это не облегчило бедственного положения сельскохозяйственных округов. Единственным результатом было то, что болезнь, которая при свободной иностранной конкуренции носила бы острый характер и имела бы свои кризисы, стала хронической и равномерно, но ещё более пагубно, влияла на положение сельскохозяйственных рабочих.