Итак, здесь «немецкая наука» даёт «в социализме» некий «общественный строй», и притом «разумнейший». Социализм объявляется просто ветвью всемогущей, всемудрой, всеобъемлющей немецкой науки, которая создаёт даже общество. Правда, социализм — французского происхождения, но французские социалисты были «в себе» немцами, почему действительные французы их и «не поняли». Поэтому наш автор может сказать:

««Коммунизм — французское явление, социализм — немецкое; счастье французов, что они обладают таким счастливым общественным инстинктом, который сможет когда-нибудь заменить им научные занятия. Этот результат был предначертан в ходе развития обоих народов. Французы через политику пришли к коммунизму» (теперь мы, конечно, уже знаем, как французский народ пришёл к коммунизму); «немцы через метафизику, превратившуюся под конец в антропологию, пришли к социализму» (именно к «истинному социализму»). «Тот и другой растворяются, в конце концов, в гуманизме».

После того, как коммунизм и социализм превращены в две абстрактные теории, в два принципа, очень легко, конечно, измыслить любое гегелевское единство обеих этих противоположностей под любым неопределённым названием. Это даёт возможность не только бросить проницательный взгляд на «ход развития обоих народов», но и блестяще обнаружить превосходство предающегося спекулятивным измышлениям индивида над французами и немцами.

Впрочем, вся эта фраза почти дословно списана из пютмановского «Burgerbuch», стр. 43 и др. Да и вообще «научные занятия» в области социализма ограничиваются у автора конструирующим воспроизведением идей, находящихся в названной книге, в «Двадцать одном листе» и других произведениях из периода возникновения немецкого коммунизма.

Приведём лишь несколько образчиков выдвинутых в этой статье возражений против коммунизма.

Стр. 108. «Коммунизм не объединяет атомы в органическое целое».

Требование объединить «атомы» в «органическое целое» не более разумно, чем требование квадратуры круга.

«Коммунизм, как он фактически представлен в главном своём центре, во Франции, представляет собой грубую противоположность эгоистическому разложению государства лавочников; он не возвышается над этой политической противоположностью, не достигает безусловной, лишенной предпосылок, свободы» (там же).

Voila немецко-идеологический постулат «безусловной, лишённой предпосылок свободы», которая является только практической формулой для «безусловного, лишённого предпосылок, мышления». Французский коммунизм, конечно, «груб», ибо он является теоретическим выражением действительной противоположности, над которой, согласно нашему автору, он должен был бы возвыситься, для чего ему нужно было только представить её в своём воображении как уже преодоленную. Ср. между прочим «Burgerbuch», стр. 43.

«Тирания вполне может продолжать существовать и в рамках коммунизма, ибо он не допускает дальнейшего существования рода» (стр. 168).

Бедный род! До сих пор «род» существовал одновременно с «тиранией»; но так как коммунизм упраздняет «род», то именно поэтому он может сохранить «тиранию». Но как же, по мнению нашего «истинного социалиста», коммунизм начинает упразднять «род»? Он «имеет перед собой массу» (там же).

«Человек в коммунизме не сознаёт своей сущности… коммунизм доводит его зависимость до крайнего, самого грубого отношения, до зависимости от грубой материи — до разрыва между трудом и наслаждением.