|
Но, что важнее всего, у него были свои собственные убеждения. Он ненавидел и презирал бюрократический элемент прусской монархии, но лишь потому, что все его симпатии принадлежали феодальному элементу. Один из основателей и главных деятелей «Berliner politisches Wochenblatt», так называемой исторической школы (школы, которая питалась идеями Бональда, Де Местра и других писателей из первого поколения французских легитимистов), он стремился к возможно более полному восстановлению господствующего положения дворянства в обществе. Король — это первый дворянин в своем королевстве; его окружает, прежде всего, блестящий двор — могущественные вассалы, князья, герцоги и графы, а затем многочисленное и богатое низшее дворянство. Он по своему собственному благоусмотрению царствует над своими верными горожанами и крестьянами как глава законченной иерархии общественных рангов или каст, из которых каждая обладает своими особыми привилегиями и должна быть отделена от остальных почти непреодолимым барьером происхождения или прочно и неизменно установленного общественного положения; при этом все эти касты или «сословия королевства» должны своей силой и влиянием до такой степени точно уравновешивать друг друга, чтобы за королем сохранялась полная свобода действий. Таков был тот beau ideal {прекрасный идеал. Ред.}, который взялся осуществить Фридрих-Вильгельм IV и который он в настоящее время вновь. пытается осуществить.
Потребовалось известное время для того, чтобы прусская буржуазия, не особенно искушенная в теоретических вопросах, раскрыла истинный характер намерений короля. Но она очень быстро заметила его расположение к вещам, которые представляли собой прямую противоположность тому, что было желательно ей. Как только смерть отца «развязала язык» новому королю, он стал заявлять о своих намерениях в бесчисленных речах. И каждая его речь, каждый его поступок все более лишали его симпатий буржуазии. Это не обеспокоило бы его, не будь нескольких неумолимых и тревожных фактов, которые нарушали его поэтические грезы. Романтика, увы, довольно слаба в арифметике, и феодализм еще со времен Дон-Кихота всегда просчитывался! Фридрих-Вильгельм IV чересчур хорошо усвоил то презрение к звонкой монете, которое искони было благороднейшей наследственной чертой потомков крестоносцев. При вступлении на престол он нашел дорогостоящую, хотя и по-скаредному организованную правительственную систему и умеренно наполненную государственную казну. Через два года исчезли бесследно все излишки, потраченные на придворные балы, высочайшие путешествия, дарения, пособия впавшим в нужду, обносившимся и жадным дворянам и т. д. Обычных налогов уже не хватало на покрытие потребностей как двора, так и правительства. И вот его величество скоро попал в тиски между явным дефицитом и законом 1820 г., который объявлял неправомерным выпуск всякого нового займа и всякое увеличение существующих налогов без согласия «будущего народного представительства». Этого народного представительства не существовало; новый король был еще менее склонен создавать его, чем даже его отец, а если бы он и был склонен к этому, то он не мог не знать, что со времени его вступления на престол общественное мнение поразительным образом изменилось. Действительно, буржуазия, которая отчасти надеялась, что новый король немедленно дарует конституцию, провозгласит свободу печати, введет суды присяжных и т. д. и т. д. — словом, сам возглавит ту мирную революцию, которая нужна была буржуазии, чтобы достигнуть политической власти, — эта буржуазия поняла свое заблуждение и яростно обрушилась на короля. В Рейнской провинции, а также в большей или меньшей мере и во всей Пруссии негодование ее было так велико, что она, испытывая в своей собственной среде недостаток в людях, способных представлять ее в печати, пошла даже на союз с крайним философским направлением, о котором мы уже говорили выше. Плодом этого союза была «Rheinische Zeitung», издававшаяся в Кёльне. |
