В этой, как и во всякой повстанческой войне, в которой войска представляют собой смесь опытных солдат и необученных новобранцев, революционная армия проявила много героизма, но, вместе с тем, и много раз поддавалась несвойственной солдатам и часто прямо-таки непостижимой панике. Но при всем своем неизбежном несовершенстве эта армия вправе считать себя удовлетворенной хотя бы уже тем, что четырехкратный численный перевес показался противнику недостаточным, чтобы разбить ее наголову, и что во время кампании сто тысяч регулярных войск обнаруживали в военном отношении такую почтительность перед двадцатью тысячами повстанцев, словно перед ними была старая гвардия Наполеона.
В мае восстание вспыхнуло, в середине июля 1849 г. оно было полностью подавлено. Первая германская революция закончилась.
XIX
КОНЕЦ ВОССТАНИЯ
В то время как юг и запад Германии были охвачены открытым восстанием и правительствам потребовалось более десяти педель от начала военных действий в Дрездене до капитуляции Раштатта, чтобы задушить эту последнюю вспышку первой германской революции, Национальное собрание исчезло с политической сцены, причем никто не заметил его исчезновения.
Мы оставили это высокое учреждение во Франкфурте в состоянии растерянности, в которое оно пришло в результате дерзких посягательств правительств на его достоинство, бессилия и предательского бездействия созданной им же самим центральной власти, восстаний мелкой буржуазии, выступившей на его защиту, и восстаний рабочего класса, преследовавшего более революционную конечную цель. Среди членов Собрания царили крайняя подавленность и отчаяние; события сразу приняли столь определенный и решительный оборот, что за несколько дней совершенно рухнули все иллюзии этих ученых законодателей относительно их действительной силы и влияния. Консерваторы по сигналу своих правительств уже покинули Собрание, всякое дальнейшее существование которого отныне могло быть только вызовом законным властям. Либералы, приведенные в крайнее замешательство, сочли дело безнадежно проигранным; они также сложили с себя свои депутатские полномочия. Достопочтенные господа дезертировали сотнями. Их было сначала от 800 до 900, но число это теперь уменьшалось с такой стремительностью, что скоро для кворума было признано достаточным присутствие ста пятидесяти, а через несколько дней — ста депутатов. Но трудно было собирать даже этот кворум, хотя вся демократическая партия еще оставалась в Собрании.
Было достаточно ясно, что надлежало делать остатку парламента. Ему следовало только открыто и решительно. примкнуть к восстанию, придав тем самым восстанию всю силу, какую только могла сообщить ему законность; в то же время он сразу приобрел бы таким способом армию для своей защиты. Он должен был бы потребовать от центральной власти, чтобы та добилась немедленного прекращения всех военных действий, а если бы, как это можно было предвидеть, эта власть не сумела и не захотела так поступить, он должен был бы тотчас же устранить ее и заменить более энергичным правительством. Если нельзя было ввести войска повстанцев во Франкфурт (что нетрудно было бы осуществить вначале, пока правительства германских государств были еще недостаточно подготовлены к борьбе и обнаруживали нерешительность), Собрание могло бы, не теряя времени, перенести свое местопребывание в самый центр восставшей области. Если бы все это было сделано сразу и без колебаний не позже середины или конца мая, то как у восстания, так и у Национального собрания могли бы еще появиться шансы на успех.
Но от представителей немецкого мещанства никак нельзя было ожидать таких решительных действий. Эти честолюбивые государственные мужи ничуть не расстались со своими иллюзиями. Те члены парламента, которые утратили свою роковую веру в его силу и неприкосновенность, уже удрали; оставшихся же демократов нелегко было убедить отказаться от тех грез о власти и величии, которым они предавались в течение целого года. |