Парламентское большинство поняло слабость своего противника. Семнадцать бургграфов партии порядка — ибо Бонапарт предоставил ей руководство и ответственность за атаку — выработали новый избирательный закон, докладывать о котором было поручено г-ну Фоше, выпросившему себе эту честь. 8 мая Фоше внес закон, который отменял всеобщее избирательное право и требовал от избирателей трехлетнего проживания в той местности, где они избирали, причем установление срока проживания рабочих в этой местности было поставлено в зависимость от свидетельства их работодателей.

Демократы, которые так революционно волновались и кипели во время конституционной избирательной борьбы, теперь, когда следовало с оружием в руках доказать серьезное значение своей избирательной победы, столь же конституционно проповедовали порядок, величественное спокойствие (calme majestueux), законный образ действий, т. е. слепое подчинение воле контрреволюции, именовавшей себя законом. Во время прений Гора стыдила партию порядка, противопоставляя ее революционной страстности бесстрастие честного обывателя, остающегося на законной почве, и поражая ее насмерть страшным упреком в революционном образе действий. Даже новоизбранные депутаты старались показать приличным и рассудительным поведением, насколько несправедливо было поносить их как анархистов и толковать их избрание как победу революции. 31 мая прошел новый избирательный закон. Гора удовольствовалась тем, что сунула исподтишка протест президенту. За избирательным законом последовал новый закон о печати, окончательно уничтоживший революционную прессу. Последняя заслужила свою участь. После этого потопа самыми крайними форпостами революции остались два буржуазных органа: «National» и «Presse».

Мы видели, что демократические вожди в марте и в апреле сделали все, чтобы вовлечь парижский народ в мнимую борьбу, подобно тому как они после 8 мая делали все, чтобы удержать его от действительной борьбы. К тому же не надо забывать, что 1850 год был временем редкого промышленного и торгового процветания, так что парижский пролетариат имел работы вдоволь. Но избирательный закон 31 мая 1850 г. отстранил пролетариат от всякого участия в политической власти, отрезал ему даже доступ к полю битвы. Этот закон вернул рабочих к положению париев, которое они занимали до февральской революции. Предоставляя, в момент таких событий, руководить собой демократическим вождям, забывая о революционных интересах своего класса из-за минутного благополучия, они отказались от чести быть завоевательной силой, покорились своей судьбе, показали, что июньское поражение 1848 г. сделало их на долгие годы небоеспособными, что исторический процесс в ближайшее время опять должен совершаться помимо них. Что же касается мелкобуржуазной демократии, кричавшей 13 июня: «Пусть только осмелятся коснуться всеобщего избирательного права, пусть только!», то теперь она утешалась тем, что удар, нанесенный ей контрреволюционерами, — вовсе не удар, а закон 31 мая — вовсе не закон. Во второе воскресенье мая 1852 г. каждый француз явится на место выборов с избирательным бюллетенем в одной руке и с мечом в другой. Этим пророчеством она сама себя утешала. Наконец, армия была наказана начальством за мартовские и апрельские выборы 1850 г. так же, как за выборы 28 мая 1849 года. Но на этот раз она решительно сказала себе: «В третий раз революция нас не проведет!».

Закон 31 мая 1850 г. был coup d'etat буржуазии. Все ее прежние победы над революцией носили лишь временный характер. Они делались сомнительными, как только существующее в данный момент Национальное собрание уходило со сцены. Они зависели от случайностей новых общих выборов, а история выборов со времени 1848 г. неопровержимо доказала, что моральная власть буржуазии над народными массами ослабевала по мере того, как крепла ее фактическая власть.